Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Жертвы Мэдоффа надеялись найти справедливость в Конгрессе, но для искавших непосредственной практической помощи или быстрых изменений законодательства не найдется никаких решений. Однако Конгресс жаждал угодить тем, кто требовал привлечь к ответственности Комиссию по ценным бумагам и биржам за ее катастрофический провал. В этот день свидетелем-звездой был Гарри Маркополос, дотоле игнорируемый частный осведомитель из Бостона. Его свидетельские показания были приправлены крепкими словцами и заряжены праведным негодованием против Комиссии. Это негодование с зеркальной точностью отражало гнев бессчисленных жертв Мэдоффа.

«Отступничество – не просто красивое слово, для Комиссии оно стало руководством к действию, – заявил он. – Комиссия – это три с половиной тысячи безмозглых куриц, которым велено ловить лис. Берни Мэдоффу, как и множеству других аферистов по ценным бумагам, пришлось сдаться самому, потому что куры-дуры не сумели его поймать, даже когда их ткнули носом и показали, куда смотреть».

А сколько было выкрутасов в стиле шпионского триллера!

«Чтобы минимизировать риск раскрытия нашей деятельности и потенциальную угрозу для меня и моей команды, я подавал доклады в Комиссию анонимно, – рассказывал Маркополос членам Комитета. – Мы с моей командой исходили из того, что, если Мэдофф получает сведения о нашей деятельности, он может почуять угрозу и попытается нас задушить».

Раз Мэдоффу грозит пожизненное заключение, утверждал Маркополос, «то ему нечего больше терять» и он может запросто убрать свидетелей обвинения. И добавил: «Все эти девять лет каждый из нас боялся за свою жизнь всюду, где бы ни находился».

Эти драматические разоблачения удлинили список не заданных Маркополосу вопросов: если он убежден, что Мэдофф опасный уголовник, отчего не сообщил о нем уголовным правоохранительным органам? Отчего сигналы о мошеннике и потенциальном убийце он упорно посылал в гражданское ведомство, и всегда в одно и то же? И если бостонское отделение Комиссии считало Маркополоса источником, заслуживающим доверия, разве не могло оно поручиться за него перед нью-йоркским отделением ФБР или Министерством юстиции, а не только перед Комиссией по ценным бумагам и биржам? Он так и не помог решить эти загадки.

Несколько членов Конгресса слегка смутились, особенно когда Маркополос описал, как он надевал латексные перчатки, чтобы подготовить к анонимной пересылке те сведения, которые он так безуспешно пытался всучить Элиоту Спитцеру (в то время генеральному прокурору штата Нью-Йорк) в ходе его визита в Гарвардский университет (Бостон) с лекцией. Никто не задал сам собой напрашивающийся вопрос: отчего было просто не послать ему доклад по почте?

Впрочем, Маркополоса в основном хвалили, ему аплодировали. После чего началась публичная порка Комиссии.

В качестве свидетелей в Конгресс вызвали группу регуляторов, возглавляемую директором отдела Комиссии по правоприменению Линдой Чатмен Томсен. Похоже, люди из Комиссии очень смутно представляли себе, зачем их вызвали: они явились, вооруженные лишь юридическими терминами да туманными намеками на привилегию исполнительной власти не предоставлять суду или законодательному органу конфиденциальной информации.

Финансовый комитет Конгресса не желал и слышать о том, что текущее уголовное следствие и внутреннее расследование генерального инспектора Комиссии делают юридически невозможным оглашение свидетелями многих обстоятельств, хотя в этом свидетели, вероятно, не покривили душой. Члены комитета обстреливали команду Комиссии наводящими вопросами и все больше сердились на уклончивые ответы. Оскорбления, которыми сыпали конгрессмены, красноречиво указывали на их враждебный настрой.

Самое безапелляционное высказывание раздалось из уст конгрессмена-демократа из Нью-Йорка Гэри Л. Акермана: «Мы считали, что враг – мистер Мэдофф, – заявил он выстроившимся перед ним чиновникам Комиссии. – Но я думаю, что враги – это вы все».

В тот же день вновь назначенный председатель Комиссии Мэри Шапиро послала председателю комитета и конгрессмену-республиканцу одного с ним ранга извинительное письмо, пообещав в дальнейшем работать с ними коллегиально.

Но дело было сделано. В свете финансового кризиса сентября 2008 года Конгресс вынес на рассмотрение масштабную реформу регулирования. Провал Комиссии в деле Мэдоффа мог перечеркнуть все достижения, способные оправдать ее независимое существование. И в этом смысле явно прозвучавшие на слушаниях в Конгрессе презрение и досада ничего хорошего не предвещали.

Ирвингу Пикарду с его попытками ускорить рассмотрение исков по убыткам требовалось найти как можно больше инвесторов Мэдоффа и как можно скорее. SIPC уже открыла веб-сайт и горячую линию, и теперь Пикард решил действовать с опережением и искать жертв самолично, а не ждать, когда те к нему явятся. 6 февраля он поручил своим судебным консультантам зарегистрировать и представить в суде по банкротствам открытый для всех документ из тринадцати тысяч имен, обнаруженных в архивах Мэдоффа, в отчетах о состоянии клиентских счетов. В качестве официального документа этот список был доступен всем желающим и вскоре появился в Сети.

«Список Мэдоффа» немедленно стал мировой сенсацией, реестром обманутых звезд и титанов, а также обычных людей, имеющих – или имевших когда-то – счета у Мэдоффа. В Англии газета The Guardian отвела ему важнейшее место. The Wall Street Journal построил карту географической концентрации жертв. New York Times создала онлайновую базу данных с поиском по именам, городу, штату и почтовому индексу. База тут же привлекла невероятное число посетителей. Практически во всех региональных изданиях страны, если не мира, появился очерк о местных жителях, чьи имена значились в «списке Мэдоффа». Некоторые клиентские счета были активны, другие – нет. Некоторые люди из списка утверждали, что никогда не инвестировали в Мэдоффа, а другие признали, что инвестировали.

В числе неожиданностей, обнаружившихся в списке, были имена покойных родителей Айка Соркина, Натана и Розали Соркин из Бока-Ратон (Флорида). В списке также содержалось название исчезнувшей юридической фирмы Squadron, Ellenoff, Plesent & Sheinfeld, партнером которой когда-то был Соркин.

Казалось бы, нелепо: клиент Айка Соркина заманивает в свою финансовую пирамиду его родителей и бывших партнеров-юристов. Но так и было.

В деле, привлекавшем столь пристальное внимание общества, прокурорам следовало быть уверенными в том, что все делается «строго по учебнику». А по учебнику адвокат обвиняемого не должен иметь столь тесной связи с предполагаемыми жертвами обвиняемого. Такой конфликт интересов мог вызвать сомнения в решимости Соркина защищать клиента – и если бы на этом основании Мэдофф подал апелляцию на признание его виновным или на приговор, то у прокуратуры возникли бы проблемы. Закулисно прокуроры стали настаивать на том, чтобы Мэдофф отказался от любого права ссылаться на подобные конфликты интересов при апелляции. Через несколько недель он откажется. Публично.