Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Ирвинг Пикард не был поэтической натурой. Если бы ему сказали, что судебная драма вокруг банкротства брокерской фирмы, конкурсным управляющим которой он назначен, была героическим путешествием в хаос или мифическим поиском утраченного сокровища, он лишь поднял бы брови. На рациональном уровне, единственном, на котором он предпочитал действовать, это было обычное дело о банкротстве, рассматриваемое по Закону о защите инвесторов в ценные бумаги, – самое крупное, самое печальное, самое тяжкое, самое бурное и, вероятно, самое долгое дело, которое когда-либо рассматривалось судом по этому закону. И все же это было самое обычное дело о банкротстве.

То есть одно из 10 629 дел, рассмотренных десятью федеральными судьями Манхэттена по банкротствам. Этот список включал дело гиганта Lehman Brothers, и скоро в нем будут значиться банкротства Chrysler и General Motors. Всякое дело о банкротстве, знаменующее смерть делового предприятия, движется мерным шагом похоронного марша. Оно не мчится галопом, не срывается с места в карьер и не срезает углы на поворотах.

В типичном деле о банкротстве такой погребальный темп раздражает, но его терпят. Должника реорганизуют либо провалившийся бизнес полностью ликвидируют, и работы хватает, а банки, поставщики и другие опытные кредиторы знают, чего ожидать. Но в этом банкротстве множество кредиторов были отчаявшимися жертвами преступления, потерявшими все в крупной афере, и некоторые из них полагались на деньги из имущества должника, чтобы уплатить следующий взнос по ипотечному кредиту за жилье или купить лекарства на следующий месяц. Фразу «отсроченное правосудие есть отказ в правосудии» можно считать юридическим афоризмом, а в переводе на обыденный язык это значит, что пройдет много времени, пока свершится правосудие в деле о сложной ликвидации, проводимой SIPC в ходе длительного уголовного расследования аферы, которая расползлась по всему миру и нанесла удар миллионам людей.

Способ, каким Мэдофф организовывал свою аферу, умножил трудности SIPC, создав узел болезненных вопросов, на распутывание которого уйдут долгие годы.

Для начала необходимо было ответить на вопрос, кого считать «клиентом», подлежащим защите SIPC. Считать ли клиентами Мэдоффа только фидер-фонды вроде Fairfield Sentry и Ascot Partners Эзры Меркина, названия которых значились на отчетах о состоянии счетов? Или разнообразных инвесторов в эти донорские фонды определять как отдельных клиентов? В долгосрочной перспективе это, возможно, и не имело значения, ведь любые возвращенные активы попадут в правильные руки, прямо или после прохождения через фонды-«доноры». Но в ближайшей перспективе ответ определялся тем, получит ли «донорский» фонд от SIPC аванс в 500 тыс. долларов, чтобы поделить его между своими инвесторами, или право на такой же аванс будет иметь каждый из инвесторов.

Второй, и, вероятно, куда более важный, вопрос – величина убытка, который могут объявить соответствующие клиенты. Считать ли убытком сумму, показанную в последней выписке со счета, полученной за несколько недель до ареста Мэдоффа? Или сумму, первоначально выложенную клиентом из его собственного кармана, без добавления фиктивных прибылей? Если на счете жертвы оставались значительные деньги, но первоначально вложенная сумма была уже снята со счета в форме «прибылей», позволять ли такому клиенту участвовать в дележе активов, которые сумеет вернуть Пикард? Или каждый цент, который вернет конкурсный управляющий, лучше оставить для тех, кто к моменту краха аферы не вернул себе всей первоначально вложенной суммы?

И что делать с жертвами, которые сняли со своих счетов на миллионы долларов больше, чем вложили, считая, что забирают свои законные прибыли? Может ли конкурсный управляющий предъявить судебный иск, чтобы вернуть эти деньги? А если да, то будет ли его решение основано на том, сколько денег они забрали? Или сколько оставили на счете? Или, скажем, на том, сколько им могло быть известно о том, что делал Мэдофф?

Чтобы ответить на все эти вопросы, кому-то придется выступить в роли царя Соломона, и любой ответ разгневает одних – и обездолит других. И, как в библейском прецеденте, для «справедливого решения» потребуется не только знание законов, но и знание человеческого сердца. Небезупречно проведенный поиск ответов на эти вопросы больше чем на два года затормозит ликвидацию фирмы Мэдоффа и причинит новые страдания всем причастным.

Пикард и Шиэн полагали, что применительно к финансовой пирамиде закон ясен: жертвы могут получить только те суммы, что вложили сами, а не фиктивные прибыли, якобы произведенные аферой. Их точку зрения разделяли юристы SIPC, руководство Комиссии по ценным бумагам и биржам и множество юристов по делам о банкротстве.

Ее поддерживали и постановления, принятые к тому времени по итогам дела хедж-фонда Bayou, финансовой пирамиды, крах которой в середине 2005 года чуть не положил конец афере Мэдоффа. Еще в 2007 году судья постановил по делу Bayou, что, если жертва сняла со счета сумму, превышающую его первоначальное вложение, эти фиктивные прибыли следует вернуть в активы. Почти всем инвесторам фонда Bayou, которые снимали деньги в течение шести лет до краха (срок исковой давности нью-йоркского Закона о защите кредиторов), было приказано вернуть фиктивные прибыли.

Но, приняв эту точку зрения применительно к тому, как подсчитывать убытки величайшей финансовой пирамиды мира, Пикард и Шиэн стали благодетелями одних жертв Мэдоффа (которые вообще не изымали вложенных денег либо сняли совсем немного) и люто поносимыми врагами других (вернувших первоначальные вложения и, возможно, изъявших много более).

Противостоявшие Пикарду инвесторы Мэдоффа вскоре будут утверждать, что Bayou – это совсем другое, потому что SIPC его делом не занималась, и что SIPC обязана уважать «законные ожидания» клиентов, отраженные в последних перед крахом аферы отчетах по счетам. Они считали, что все прочее попросту незаконно.

Чуть позже половины третьего дня в понедельник 5 января 2009 года судья-магистрат Рональд Эллис, чуть подавшись вперед, сказал: «Мистер Литт, не напомните ли нам, для чего мы здесь находимся».

Федеральный обвинитель Марк Литт находился здесь, чтобы еще раз попытаться посадить Берни Мэдоффа под арест.

К тому времени возмущение в адрес Мэдоффа и его семьи превратилось в непрерывные громовые раскаты. Сыновья Мэдоффа не могли выйти из дому без того, чтобы за ними не увязались фотографы. Шейна Мэдофф и ее муж Эрик Суонсон, в прошлом юрист Комиссии по ценным бумагам и биржам, ожидавшие первенца, оказались под пристальным вниманием после того, как The Wall Street Journal опубликовал статью, намекающую на то, что их роман мог помочь отвести внимание Комиссии от тайной аферы ее дяди.