Креативы Старого Семёна

— Слушай, давай завтра к Верке съездим, с ее отцом поговорим.

— А я-то тут причем?

— Ну мне одному как-то страшновато, он же злится небось на меня.

— А если побьет?

— Да нет, он мужик вроде ничего. Выпьем, посидим…

Короче, уговорил.

Встретились назавтра с ним в метро, едем к невесте домой. А с отцом ее он был знаком, когда приходил раньше к Верке в гости, но не в качестве жениха. А теперь, значит, едет официально представляться.

Приезжаем, звоним в дверь. Открывает ее отец, Федор Петрович. И, не впуская нас в квартиру, говорит:

— Нехорошо, Володя, нехорошо! От кого, от кого, а от тебя такого не ожидал. Ну никак не ожидал. Не сейчас ты должен был ко мне прийти, не сейчас. А раньше! Намного раньше! Не ожидал!

И тут Володька распахнул пальто. Во внутренних боковых карманах даже в коридорной полутьме были отчетливо видны две бутылки водки.

— Федор Петрович, а может, сначала махнем по стакану?

— О! – сказал Федор Петрович, гостеприимно распахивая дверь, - Вот это человек! Проходите, ребята!

Я.И.Перельман в своей «Живой математике» утверждает, что в городе с пятидесятитысячным населением сплетня, которую услышали три человека, будет известна всем жителям менее, чем через два с половиной часа.

Это все же теория, книжка. А жизнь, как известно, богаче любых теорий.

От нашего НИИ до метро было десять минут хода. Закончился рабочий день, люди – а работало у нас более полутора тысяч человек – вышли из проходной, потянулись к метро.

И молоденькая девушка Танечка, догнав своего степенного, шестидесятилетнего завлаба, спросила:

— Михаил Борисович, а можно я вас под ручку возьму?

— Ну разумеется, Танечка, мне будет это очень приятно! – ответил он.

И вот идут они к метро, завлаб сосредоточенно молчит. А кругом наши же сотрудники обгоняют их, торопятся домой.

— О чем задумались, Михаил Борисович? – спрашивает его девушка.

— Да вот, Танечка, думаю, что пока мы с вами дойдем до метро, у вас уже будет от меня трое детей!

В старые времена у нас в учреждении был свой депутат. То ли райсовета, то ли Моссовета. Он работал токарем на нашем опытном заводе. Знаком я с ним не был, но слышал, как рабочие из цеха плохо о нем отзывались. Хотя, вполне возможно, это было и от зависти. Успешных людей у нас никогда не любили.

И однажды я попал на его депутатский отчет. Или на встречу с избирателями, уж не помню, как это мероприятие называлось. Собралось человек пятьдесят, в основном рабочие из цеха, где он трудился. Многие под градусом. Депутат прочитал по бумажке свой отчет, заняло это минут десять. Потом сказал:

— Товарищи, если есть какие жалобы, предложения, вопросы - задавайте!

И встает один избиратель, и злобно так его спрашивает:

— Вот вы объясните, товарищ депутат. Я этим летом под Одессой отдыхал, с семьей. Заходишь в магазин, так там красное по рубль двадцать семь. Это ноль восемь бутылка! Рубль двадцать семь! Спокойно стоит, бери – не хочу. А в Москве за ноль семь, которая и так уж рубль семьдесят семь стоит, мы тут все люди взрослые, могу сказать - платишь два рубля, тебе из-под прилавка дают. Это как? А? Когда ж это безобразие-то кончится, сил нету терпеть! Вот вы бы и сделали этот, как его, депутатский запрос!

Однажды мне надо было вынести старый диван на помойку. Диван был тяжелый, да и в лифт не влезал. Попросил приятеля помочь. Вдвоем мы его еле стащили вниз по лестнице с восьмого этажа, вынесли во двор. До помойки было еще метров пятьдесят, а пока прислонили диван к задней стене гаражей, стоим, перекуриваем. И подходит к нам соседка.

— Выбрасываешь диван-то?

— Выбрасываю, Вера Ивановна.

— Погоди, там в третьем подъезде Кузминишна на голых пружинах спит, может ей отнесете?

— Ну почему не отнести, отнесем.

— Тогда обожди, я к ней схожу, спрошу.

И ушла узнавать. Мы курим. Лето, солнышко. А тут вторая соседка подходит, и то же самое:

— Давайте, ребята, мы ее Петровне отдадим с пятого этажа.

— Да там Вера Ивановна просила кому-то из третьего подъезда его отдать. Вы уж решите между собой, куда скажете, туда и отнесем.

Тут и Вера Ивановна вернулась. Стали они спорить, кому диван отдавать. Мы с приятелем ждем, чем дело кончится. А они все спорят, и конца этому не видно. Но тут появляется абсолютно пьяный мужик. Подходит к моей мебели, останавливается и расстегивает ширинку.

И мы потащили диван на помойку.

Отмечали какое-то событие на работе. И один такой Витка Пилюхин, из пьющих интеллигентов, утомился. И присел за свой письменный стол отдохнуть. Голову на стол уронил, дремлет. А на столе, над его усталой головой, сидит его приятельница, Тамара. В философском настроении. Прихлебывает вино из горлышка, и размышляет вслух.

— Вот взять хоть меня, – говорит она.

— Да, Тамара, давай. Возьмем тебя, - не открывая глаз, согласился Витька.

— Молода…

— Согласен.

— Образована!

— Не спорю.

— Остроумна!

— Само собой.

— Нравлюсь мужчинам!

— Несомненный факт.

— Красива!

— Вот здесь, мать, я, - задумчиво сказал Витька, приоткрыв глаза и внимательно посмотрев на нее снизу вверх, - вот тут я, пожалуй, с тобой не совсем соглашусь.

И тут Тамара с размаху бьет его бутылкой. Сверху вниз. Не по голове, слава богу.

— Красива, красива! – примирительно сказал Витька и тут же заснул.

Двадцать первого июля тысяча девятьсот шестьдесят девятого года моя сестра, студентка МИЭМа, встретила в студенческом лагере. В этот день американцы высадились на Луну. И из репродуктора, висевшего на столбе, студенты узнали об этом историческом событии. Слушали молча. Потом, немного ошарашенные, разошлись по своим делам. И к сестре подошел студент-вьетнамец и тихо сказал:

— Не расстраивайтесь, все равно вы лучше, чем американцы!

Отец моего приятеля отец был адвокат. Я же о судопроизводстве сведения имел совсем туманные, в основном из кино и газет. И как-то, было мне тогда лет двадцать, я его спросил:

— Ну скажите, что интересного в работе адвоката? Я еще понимаю на Западе, там, бывает, подсудимых оправдывают, суд присяжных и прочее. А у нас? Если судят, так обязательно человек срок получит. Ну, чуть больше или чуть меньше. Неинтересно!

— Ты ничего не понимаешь, – ответил он, - захватывающие вещи бывают. Вот недавно я одного защищал, он кого-то избил сильно, покалечил. Приезжаю в тюрьму с ним знакомиться. Начинаю беседовать. Он молчит, только иногда что-то односложное буркнет. Я уж его и так пытался разговорить, и этак. Бесполезно! Наконец я ему чуть не кричу: «Ну послушайте, это в ваших же интересах мне все рассказать, чтобы я мог правильно построить вашу защиту. А вы молчите! Как же я буду вас защищать?» А он мне на это отвечает: «А я все уже на суде рассказал, чего же снова говорить?» Господи, на каком еще суде? И выясняется, что дело уже рассматривалось, и было направлено на доследование. И поскольку это портит показатели работы прокуратуры, то они и скрыли, и по бумагам это будет не новое рассмотрение дела, а первое. Ну и что я сделал? Да ничего особенного, перед заседанием захожу к прокурору, здороваюсь и спрашиваю: «Петр Сергеевич, а где я могу ознакомиться с материалами по предыдущему рассмотрению дела?». И все! А на процессе я и рта не раскрыл. Дали минимальный срок. А ты говоришь!