Креативы Старого Семёна

Очень давно одна знакомая рассказывала мне, как она сдавала устную математику на вступительных экзаменах в один из лучших вузов страны.

Она была уже довольно известной шахматисткой, спорткафедра ей, видимо, помогала, но все же двойку получать было нельзя. А математику она не знала. Ну совсем.

Рассказ ее звучал так.

"Ну, теорию-то я списала из книжки, а там еще график надо было построить. А как его строить - откуда я знаю? Сижу, сижу, уже отвечать надо идти . Ну я взяла с горя и ладошку свою обвела. А экзаменатор попался добрый такой старичок, интеллигентный, он бумажки-то мои посмотрел и говорит:

— Ну что же, девушка, теория у вас более-менее нормально изложена, а вот график, вы уж меня простите, подкачал, да, подкачал. И больше тройки я вам при всем желании никак поставить не могу, вы уж на меня не обижайтесь, милая.

И, значит, пишет мне тройку в экзаменационный лист. Я лист-то взяла а уж потом говорю ему:

— Эх, так твою мать, надо было мне ногу обвести!"

Она была молода, образованна, недурной внешности. Но личная жизнь как-то не складывалась. Не то, что ее не было совсем, нет. Скорее наоборот, мужчин в ее жизни было даже слишком много. Но все это было не то.

То она влюблялась, влюблялась отчаянно, до слез и истерики. А он через какое-то время уходил по-английски. То наоборот, сходилась с мужчиной, как она потом говорила, кривя губы, "для здоровья".

Мужчины были разные - и те, кто стремился к серьезным отношениям, и те, кому просто хотелось сегодняшний вечер провести весело и необременительно. Со временем она и сама стала отлично понимать, что нужно ее очередному партнеру.

А вот что нужно ей самой? Тут все было сложнее. И одиночество, и тоска, и влюбленность, и желание быть любимой, да просто-напросто желание - все это перемешалось в ее огрубевшей уже душе.

А время шло, ей исполнилось уже тридцать два, надо было что-то предпринимать. Или рожать без мужа. Или все-таки выйти замуж. Родители ее, уставшие от неустроенности своей единственной дочери, были уже готовы на первый вариант, да чего там – просто криком кричали: «Нинка, рожай, мы воспитаем!»

И она стала выбирать отца своей девочки. Из имеющихся вариантов. А почему девочки? Ну, во-первых, ей и самой хотелось именно девочку. А во-вторых, старый приятель, с которым она обсуждала иногда свои дела, укрепил ее в этом желании, сказав:

— Девочка лучше! Мальчик кем только ни может стать – алкоголиком, наркоманом, бандитом, да всего и не предусмотришь. А девочка? Ну в самом худшем случае станет блядью. Да и то – это же не на всю жизнь, потом пройдет.

Короче говоря, она родила. И именно девочку. А от кого – никто не знал. Когда ее спрашивали, она отшучивалась:

— Да я и сама не пойму. Вот подрастет, станет на кого-то похожа, тогда будет ясно.

С появлением ребенка жизнь ее, конечно, изменилась. Но не так уж сильно, впрочем. Девочка росла, опекаемая бабушкой и дедушкой. А Нина продолжала жить так, как привыкла.

Ну а потом пришли новые времена. И она занялась бизнесом. Дела пошли хорошо, через несколько лет у Нины была уже своя фирма. Секретарша, подчиненные. Она взяла на работу несколько своих бывших мужчин, отработанный материал, как она их мысленно называла.

Ей доставляло некоторое удовольствие, приехав на работу, говорить, проходя мимо них в директорский кабинет:

— Здравствуйте, товарищи!

Товарищи здоровались, несколько, правда, смущенно. Впрочем, работали они на совесть, и платила им Нина неплохо.

Шли годы, Нина старела, дочка выросла, окончила институт, пошла работать. Однажды завела с мамой разговор об отце. Нина оборвала ее очень резко, крикнула, что отец ее подлец и говорить на эту тему она не желает.

Подчиненные, тоже постаревшие, иногда выпивали и спорили, кто из них отец. И из них ли он вообще. Однажды даже набрались смелости и спросили у Нины. Она ответила:

— А какое, собственно, ваше собачье дело? Работать надоело, так и скажите.

И больше этот вопрос не обсуждался.

А потом Нина серьезно заболела и работать больше не смогла. И передала фирму дочке. А та первым делом уволила всех этих старперов и набрала молодых, толковых ребят. И дела пошли еще лучше.

А старперы иногда приходили к Нине домой, все вместе. Цветы приносили, конфеты. Пили чай, разговаривали. Потом дочка приезжала с работы и говорила:

— Ну все, мама устала. До свидания, товарищи!

И они расходились по домам.

Когда Сережа был маленький, то однажды попал в число счастливцев, которые во время первомайской демонстрации бежали на трибуну Мавзолея, вручали лидерам страны цветы и повязывали им пионерские галстуки. Ему достался всего-навсего Булганин. А вот девочке, которая была уж ничем не лучше его, - сам Сталин.

Тут вот что интересно. Если бы ему кто-то накануне обещал: Сережа, завтра ты увидишь Сталина вблизи, прямо как меня сейчас! Как бы он был счастлив! И ведь назавтра это сбылось! Но получилось как-то странно - и Сталина увидел, а вместо радости обида.

И обида эта грызла его всю жизнь. Во всяком случае, и сорок лет спустя. Выпив, он принимался рассказывать – как бежали по ступенькам, как он хотел свои цветы отдать не кому-то другому, а Сталину, Сталину! Но ему велели строго-настрого: Булганин! А этой, понимаешь, шмакодявке – так пожалуйста, Сталин.

— Ты пойми, - говорил он мне, - я ведь не против Булганина, хороший дядька был, зря его Никита снял. Но то Булганин, а то Сталин! Пойми ты!

— Да понял я, Сереж, понял, ты успокойся, - отвечал я, - давай лучше за здоровье! Булганин тоже неплохо.

— Да что ты в этом понимаешь! Молокосос, тебе в пятьдесят втором сколько было?

— Два года.

— Два года! – презрительно передразнивал он меня. - А тоже, рассуждать берешься. Может, у меня вся жизнь от этого не так сложилась. Может, я поэтому и пью! А ты… неплохо… думай, чего говоришь. Ладно, давай!

Мы чокались, выпивали, разговор перескакивал на другие темы. Но в следующий раз все повторялось.

А когда я был мальчишкой, в Чехословакии тоже было два гроссмейстера - Филип и Пахман. И шестнадцатилетний, кажется, международный мастер Горт. Который в 63-м приехал в Москву выполнять гроссмейстерскую норму. И на моих глазах, выиграв у Симагина, ходил по сцене, довольно потирая руки - цель была близка. Впрочем, норма ему тогда не покорилась. Гроссмейстером в том турнире стал Антошин. Международными мастерами Б.Владимиров и Либерзон. От Болгарии был Падевский, от ГДР - Питч, Польшу представлял Бальцеровский, Кубу - Хименес. Был и один западный шахматист - голландец Куйперс. А выиграл турнир Смыслов, опередивший Таля, Глигорича, Кереса, Сабо, Матановича, Симагина и всех остальных.