Алан Бринкли - Джон Фицджеральд Кеннеди

В конце мая 1961 года Кеннеди решил представить второй Доклад о положении в стране, хотя со времени первого прошло всего четыре месяца. Он объяснил свое решение «чрезвычайным историческим моментом». Его январское обращение к нации в основном касалось вопросов внутренней политики. В майском докладе он лишь вскользь призывал к достижению «экономического и социального прогресса в стране». Теперь свою длинную речь президент в основном посвятил международным проблемам. Он заявил, что Америка должна помогать экономическому развитию других стран, способствовать преобразованию военных структур и разоружению, а также осваивать космическое пространство, что, по его мнению, составляло часть стратегии в «мировой битве, которая сейчас идет между свободой и тиранией». Все эти цели вполне согласовывались с общей риторической направленностью его публичных заявлений. Но можно, пожалуй, не сомневаться, что на такую речь спустя всего месяц после кубинской катастрофы его побудили печальные результаты первых ста дней его президентства — провал операции в Заливе Свиней и целый ряд законодательных неудач. Он, казалось бы, пытался начать все с чистого листа, ставя перед собой новую грандиозную задачу. Кеннеди объявил о намерении встретиться с Хрущевым в Вене в начале июня. «Я уже давно думаю о необходимости встречи с советским премьером для личного обмена мнениями. Мы поясним, что Америка неизменно заинтересована как в сохранении мира, так и в гарантии свободы, что мы стремимся жить в согласии с русским народом, что мы не ищем ни новых территорий, ни государств-сателлитов, ни богатств. Мы хотим только одного — приблизить тот день, когда „народ больше не поднимется против народа, и войны останутся в прошлом“», — закончил Кеннеди [220].

Среди целого ряда предложений во втором докладе президента Конгрессу о положении в стране прозвучал и призыв «до конца десятилетия высадить человека на Луну и благополучно возвратить его на Землю». Было несколько причин стремиться к достижению этой грандиозной цели. Кеннеди, который все еще не мог прийти в себя после первых неудач на посту президента, рассматривал освоение космоса как способ поднять престиж США и вернуть себе право называться сильным и смелым лидером. Кроме того, он полагал, что осуществление его космической программы станет не только блестящим научным достижением, но и способом укрепления военной мощи страны. Он, как и многие другие, болезненно переживал американское отставание от Советского Союза в космосе. Советский Союз запустил первый спутник в 1957 году, а в апреле 1961 года Юрий Гагарин стал первым человеком, побывавшим в космосе и облетевшим Землю. К этому времени Соединенные Штаты еще не совершили ни одного пилотируемого космического полета. «На днях мне попались результаты анкетирования французских школьников, которых спрашивали, какие страны они считают самыми передовыми в разных сферах деятельности. 67 или 68 % назвали Советский Союз первым в мире в научно-технической области», — заметил Кеннеди с раздражением [221].

В Конгрессе, как и в прессе, высказывались скептические замечания относительно целесообразности такого дорогостоящего проекта, но Кеннеди не отступал. 14 июня 1962 года, выступая на неофициальной пресс-конференции, он заявил: «Я считаю, что Соединенные Штаты не могут позволить себе уступить кому-то первое место в освоении космоса, потому что, по моему убеждению, космос, прежде всего, имеет для нас слишком большое значение — как военное, так и политическое, и психологическое, и во всем остальном … Считаю, что Соединенные Штаты не могут допустить, чтобы Советский Союз имел превосходство в космосе. Еще неизвестны военные последствия такого господства» [222].

5 мая 1961 года Алан Шепард стал первым американским астронавтом: он совершил довольно короткий полет, пролетев 300 миль, но поднялся на высоту 115 миль над поверхностью Земли, выйдя далеко за пределы земной атмосферы. Успех миссии Шепарда вдохновил Кеннеди на идею американской экспедиции на Луну, о которой он объявил в том же месяце, выступая в Конгрессе. Кроме того, Кеннеди решил, что американский астронавт должен, как Гагарин, совершить полет по околоземной орбите [223]. Через девять месяцев более ста миллионов американцев наблюдали взлет ракеты с мыса Канаверал в штате Флорида. На борту космического корабля находился закаленный в боях во Второй мировой и Корейской войнах летчик Корпуса морской пехоты Джон Гленн. Кеннеди страшно волновался все время, пока Гленн совершал свои три оборота вокруг Земли, и ликовал, когда астронавт благополучно приводнился в Атлантическом океане около Бермудских Островов [224].

Весной 1961 года внешняя политика Кеннеди находилась еще в стадии становления, о чем свидетельствует неудачная операция на Кубе. Однако уже тогда стало очевидно, что он будет в чем-то более осторожным, а в чем-то более безрассудным политиком, чем его предшественник Эйзенхауэр. В 1956 году государственный секретарь Джон Фостер Даллес охарактеризовал американскую стратегию в холодной войне в течение 1950-х годов как «балансирование на грани войны». По его словам, эта опасная политика основывалась на «умении подойти к самому краю, но при этом избежать начала войны. Если вы не будете в достаточной степени владеть этим искусством, то развяжете войну. Если попытаетесь уйти от опасной черты, если испугаетесь и захотите держаться подальше от края, вы проиграли» [225]. Короче говоря, администрация Эйзенхауэра полагалась на стратегию запугивания противников, прежде всего Советского Союза, используя ядерное оружие как средство устрашения и считая, что, столкнувшись с перспективой Армагеддона, Хрущев отступит. Даллесу эта идея нравилась возможностью использовать «жесткие» методы шантажа. Эйзенхауэр поддерживал эту стратегию, которая в то время носила название «Новый взгляд», частично потому, что с ее помощью можно было обойтись без создания военизированного государства и вести холодную войну в более приемлемом для бюджета страны варианте [226].

Кеннеди довольно скептически относился к доктрине Эйзенхауэра-Даллеса. Мысль о применении ядерного оружия внушала ему куда большее отвращение, чем его предшественникам, особенно после проведения испытаний первых водородных бомб. Он давно стремился к снижению темпов роста ядерного вооружения, а также хотел создать новый подход к решению международных проблем, альтернативный политике устрашения. Эта новая доктрина получила название «гибкое реагирование» и была призвана дать Соединенным Штатам больше возможностей выступить против агрессора, используя обычное оружие ограниченного диапазона применения. Хотя после событий в Заливе Свиней Кеннеди уволил руководителей ЦРУ Аллена Даллеса и Ричарда Биссела, он еще в большей степени, чем Эйзенхауэр, полагался на это ведомство. Его особый интерес вызывали силы специального назначения, так называемые «Зеленые береты» — отборные подразделения Армии США, созданные по образцу британских отрядов командос, которые проходили специальную подготовку для ведения нетрадиционных войн на территории других стран, включая и партизанские войны. Кеннеди расширил спецназ и обеспечил ему значительную популярность среди населения. У Роберта Кеннеди, также сторонника тайных подрывных операций, на рабочем столе в кабинете министра юстиции лежал зеленый берет [227].