Салли Смит - Королева

Робин Джанврин остался с королевой в Балморале, остальные сановники устроили импровизированный командный штаб в Китайской столовой Букингемского дворца с видом на памятник Виктории. Дэвид Эрли отменил поездку в Италию, подполковник Малкольм Росс, казначей кабинета гофмейстера, прилетел из Шотландии, а Роберт Феллоуз прибыл из Норфолка. Тони Блэр с главными советниками тоже принялись со своей стороны разбираться с “беспрецедентной катастрофой” (91) и надвигающимся кризисом монархии.

К моменту утренней беседы Блэра с Елизаветой II пресс-служба двора уже выступила с лаконичным заявлением: “Королева и принц Уэльский глубоко потрясены ужасным известием” (92). Елизавета II сообщила премьеру, что намерена воздержаться от дальнейших комментариев. Блэр увидел в ее отклике “философский подход, заботу о мальчиках, а также предусмотрительность и практичность. Она сознает масштаб события, однако не собирается плясать под чью-то дудку” (93). Против краткого выступления Блэра перед церковной службой королева не возражала. Заглядывая в пометки, наскоро сделанные на обороте конверта, Блэр назвал Диану “народной принцессой” (94), заверил, что разделяет общую боль, намекнул, “как тяжело ей приходилось временами” (95), и восхитился теми, кто “по-прежнему верен” покойной.

Своей речью он хотел утешить людей и отчасти преуспел, наполнив опустевшие души чувством любви и скорби. Но в глазах королевской семьи (96) превращение Дианы с легкой руки Блэра в “народную принцессу” скорее взбаламутило народ, чем успокоило. Джордж Кэри опасался, что этот титул “сотворит из Дианы мученицу, противопоставляя ее королевской семье. И на неделе станет ясно, оправданны ли эти страхи” (97).

Королева с родными посетили традиционную воскресную службу в Крейти. Диана в молитвах не упоминалась, что типично для Шотландской церкви, где “не молятся за души усопших, ибо их прибрал Господь” (98), – пояснил бывший сановный священник, часто проповедовавший в Балморале. Однако пресса усмотрела в этом оскорбление памяти Дианы и упрекнула королеву, которая повела в церковь Уильяма и Гарри, всего несколько часов назад потерявших мать. Корреспондент BBC Дженни Бонд назвала действия королевы страусиной политикой (99). На самом деле церковное утешение пришлось как нельзя кстати (100). Уильям, по одному из свидетельств, хотел “поговорить с мамой” (101). Вся королевская семья, включая мальчиков, демонстрировала привычную стойкость и выдержку в минуты душевных потрясений, а в ответ получала упреки в черствости и равнодушии.

На какое-то время семья скрылась от любопытных глаз. Королева действовала из самых чистых побуждений – окружить внуков той же материнской заботой, что и Тимоти Натчбулла после трагедии с Маунтбеттенами в 1979 году. Она считала, что Уильяма и Гарри нужно как можно дольше продержать в шотландском высокогорье, в кругу любящих людей. Как и отцу, мальчикам сызмала прививали любовь к этим сельским просторам, так что теперь королева отправляла их на рыбалку и оленью охоту с кузеном Питером Филлипсом и возила на барбекю в холмах с остальной родней. “Увезти их в Лондон, чтобы они слонялись без дела по Букингемскому дворцу, было бы ужасно” (102), – подтверждает Маргарет Роудз.

За телом принцессы в Париж предстояло лететь принцу Чарльзу с сестрами Дианы, Сарой и Джейн, на предоставленном королеве самолете ВВС. В воскресенье днем, по просьбе Елизаветы II, на военном аэродроме Нортхолт самолет должен был встретить Блэр. Выполняя наказ королевы воздать покойной все почести, положенные члену августейшей семьи, гроб закутали в собственный штандарт принцессы – упрощенную версию красно-сине-золотого геральдического знамени суверена.

Поначалу Елизавета II уступила желанию Спенсеров организовать камерные похороны, однако, переговорив с советниками, пришла к выводу, что церемония все же должна быть более пышной – уровня торжественных похорон в Вестминстерском аббатстве, но, конечно, не “государственного масштаба”. В подготовке ей помогал Роберт Феллоуз, который привез свою жену Джейн и остальных Спенсеров. Сценарии погребальных церемоний для членов королевской семьи не только заранее подробно расписываются, но и снабжены кодовыми названиями: у королевы – “Лондонский мост”, у королевы-матери – “Тейский мост”, у принца Филиппа – “мост через Форт”. Однако для похорон Дианы готового сценария не предусматривалось, поскольку формально она уже не принадлежала к королевской семье. “Заготовок нет, – сообщил Дэвид Эрли своим коллегам. – Придется работать с нуля” (103).

Все воскресенье и почти всю ночь сановники Букингемского дворца выстраивали сценарий церемонии прощания на следующую субботу, сочетающий традиционные элементы с современными. Гроб повезут на лафете, запряженном лошадьми (прежде всего, для лучшего обзора, которого не даст обычный катафалк), в сопровождении двенадцати гвардейцев Валлийского полка, а за ним вместо обычной военной процессии, которая бы не понравилась Диане, пойдут пятьсот работников ее благотворительных организаций. “Мы хотели собрать простых людей, которым она помогала, не председателей и попечителей, – объяснил Дэвид Эрли. – Кроме того, важно было представить срез публики, которая обычно не попадает в аббатство, – той, с которой общалась Диана” (104). Вместо церемонии прощания в Вестминстерском зале сановники предложили желающим расписываться в траурных книгах, выставленных в Кенсингтонском и Сент-Джеймсcком дворцах (в Королевской часовне последнего будет стоять до погребения катафалк с телом Дианы).

Ранним утром в понедельник Эрли позвонил Джанврину в Балморал, чтобы изложить расписанный сценарий. К 9 утра его одобрила королева. “Ей очень понравилась идея с работниками благотворительных организаций” (105), – вспоминает Росс. Дворец объявил, что это будут “уникальные проводы уникального человека” (106).

Лорд-гофмейстер провел ряд встреч со всеми участвующими сторонами, включая полицию и военных, а также нескольких ключевых функционеров Блэра, специально приглашенных Эрли. Вместе они продумали мелкие штрихи “народных похорон” (107), как их окрестила пресса, добавив оригинальности в виде соло Элтона Джона и надгробной речи премьер-министра, а также убрав традиционные фанфары и барабаны. Днем во вторник окончательно расписанный план был переправлен в Балморал, чтобы королева “посмотрела все целиком”. Она снова без возражений одобрила предложенный сценарий. “Ей удобнее, когда все представлено на бумаге, особенно длинное и сложное, – поясняет Росс. – Она читает быстро и очень ловко управляется с документами” (108).

Вопреки распространенному мифу о консерватизме и зашоренности придворных сановников подручные королевы проявили гибкость и изобретательность. Эрли уже больше десятилетия выступал в авангарде модернизации Букингемского дворца. Роберт Феллоуз, по мнению Блэра, продемонстрировал удивительную “проницательность и предусмотрительность” (109). Робин Джанврин “четко просчитывал последствия” (110), – вспоминает Блэр. Даже Алистер Кэмпбелл, антимонархист из пресс-службы премьера, признал за сановниками “склонность к нестандартному мышлению и готовность идти на риск” (111). Королева, доверяя им, поддержала предложение удлинить вдвое маршрут траурной процессии, чтобы охватить больше пришедших проститься, и поставить для трансляции огромные видеоэкраны в Гайд-парке.