Салли Смит - Королева

Эта неделя стала важным рубежом. Пятьдесят лет Елизавета II преклонялась перед матерью, а теперь объект преклонения пропал. Королеве пришлось взвалить на себя помимо собственной роли еще и роль ушедшей матери. Она поднялась на новую возрастную ступень и стала всеобщей бабушкой, или, как выразилась Маргарет Роудз, “пожилым августейшим лицом” (139). Королева-мать, как ни обожала ее Елизавета II, все же затмевала дочь своим веселым, открытым характером, завоевывавшим народную любовь. Елизаветой II восхищались всегда, однако лишь теперь привязанность к королеве-матери начала перерастать в глубокое уважение к самой королеве.

Королева Елизавета II и принц Филипп едут в Золотой парадной карете из Букингемского дворца в собор Святого Павла на благодарственный молебен в честь Золотого юбилея царствования. Июнь 2002 года. Rebecca Nadin/Press Association Images

“Британцы разучились веселиться от души” (1), – заявил историк Дэвид Старки в конце января 2002 года, объясняя, какие перемены в британском обществе помешают воссоздать праздничную атмосферу Серебряного юбилея двадцать пять лет спустя. Старки вместе с хором других скептиков предрекал провал Золотого юбилея. Как и в 1977 году, солировала в этом хоре “The Guardian”, а вторила ей “The Independent” – те же газеты, что сулили чуть ранее вялый отклик на смерть королевы-матери.

Даже огромный всплеск признательности, продемонстрированный толпами пришедших попрощаться с Елизаветой-старшей, не убедил прессу. Придерживаясь прежней стратегии заниженных ожиданий под лозунгом “потихоньку-полегоньку” (2), советники Букингемского дворца сосредоточились на уточнении своих амбициозных планов. Празднование финансировалось из частных средств, и на разработку сценария ушло полтора года. Председателем комитета Золотого юбилея был назначен судовладелец Джеффри Стерлинг (3), лорд Стерлинг Плейстоу, зарекомендовавший себя еще во время организации Серебряного. За несколько месяцев он собрал почти шесть миллионов фунтов от корпораций и частных лиц, желающих поздравить королеву.

Немаловажную роль в подготовке (4) сыграла консультативная группа из сторонних людей, которых Робин Джанврин пятнадцать раз собирал в 2001 году на ланч в Китайской столовой. В группу входили именитые представители пиар-индустрии, телерадиовещания и прессы – например, Либби Первес, ведущая колонки в “The Times” и отражающая взгляды “средних британцев”. Претворяя в жизнь решение о большей открытости, Джанврин и Саймон Уокер пригласили в том числе и критиков монархии – в частности, Вахида Алли, пэра-лейбориста, а также успешного телевизионного продюсера и борца за права сексуальных меньшинств. Участники комиссии вносили собственные идеи и критиковали сценарии, предлагаемые придворными сановниками. И членство в комиссии, и обсуждаемые планы держались в тайне на протяжении всей подготовки.

Популярность королевы в регионах замеряли опросами с участием фокусных групп (5). Эти исследования помогли советникам Елизаветы II составить трехмесячный график шестнадцати турне по регионам Великобритании с 1 мая. Дворец намеренно поставил первыми пунктами (6) маршрута графства Корнуолл и Девон как наиболее симпатизирующие монархии. Чтобы обеспечить максимальное освещение в СМИ, пресс-служба провела брифинги в трех тысячах общественных организаций на местах, прежде чем перейти к неофициальным брифингам для национальной и региональной прессы, за которыми последовали встречи с международными СМИ.

25 апреля 2002 года королева принимала в Виндзорском замке более семисот пятидесяти журналистов, представляющих как мелкие региональные издания, так и крупнейшие лондонские ежедневники. Алистер Кэмпбелл не удержался от сарказма: “Жалкое зрелище являли собой эти так называемые акулы пера, особенно провозглашающие себя республиканцами, когда принялись кланяться и приседать” (7). Королева “с легкостью лавировала между ними, и они пускали слюни умиления”. Когда Саймон Уокер предложил (8) ее величеству устроить такой же прием лет через пять, Елизавета II сказала, что лучше через десять.

Четыре дня спустя Тони и Шери Блэр давали обед на Даунинг-стрит для Елизаветы II, Филиппа, четверых ныне живущих бывших премьеров – Хита, Каллагана, Тэтчер и Мейджора – и родных уже ушедших. “Какое счастье! – воскликнула королева, приветствуя Блэров. – Никого никому не надо представлять” (9). Кэмпбелл отметил существенную разницу в поведении королевы в Виндзоре, “когда она вела вынужденную светскую беседу” (10), и здесь, в резиденции премьера, “где ее радость казалась неподдельной”.

На следующий день Елизавета II выступила перед обеими палатами парламента в Вестминстерском зале, где всего три недели назад стоял гроб с телом ее матери. Как и в 1977 году, речь была составлена королевой лично и отражала главную мысль юбилейного года. “Перемены стали неотъемлемой частью существования, – сказала Елизавета II. – Искусство управления ими только развивается, и от того, как мы их примем, зависит наше будущее” (11). Она подчеркнула важность таких незыблемых для Британии ценностей, как умеренность и прагматизм, изобретательность и творческий подход, справедливость и терпимость, а также приверженность традициям и долгу.

Продолжая тему всеохватности, она упомянула “консолидацию нашего многокультурного и многоконфессионального общества” как “крупнейшее достижение” с 1952 года, которого удалось добиться “мирным путем и доброй волей”. (Несколькими днями ранее было объявлено (12), что во время летнего путешествия ее величество посетит индуистский храм, еврейский музей, храм сикхов и исламский центр – впервые за всю жизнь переступив порог мечети.) В свои семьдесят шесть Елизавета II вновь подтвердила готовность “продолжать, при поддержке моей семьи, служение народу нашей великой страны, отдавая ему все свои силы, независимо от грядущих перемен”. Тысяча пэров и депутатов поднялись на ноги и устроили громкую продолжительную овацию, одновременно тронув и смутив своим откликом ее величество.