Канатжан (Кен) Алибеков (Алибек) - Осторожно! Биологическое оружие!

Мой отец во время Великой Отечественной войны был ранен семь раз. За храбрость, проявленную в танковом сражении под Курском, он был награжден медалью, потом вернулся домой и, прослужив много лет в милиции, ушел на пенсию в звании подполковника. Тогда мы уже жили в Алма-Ате. Моя семья была не простой, а, можно сказать, образцовой: дед — герой гражданской войны, бывший красный командир, в 20-е и 30-е годы он был первым наркомом иностранных дел Казахстана. В прежней столице Казахстана его именем была названа улица. Я думал, что, может быть, мое происхождение поможет мне выйти с честью из сложившегося положения.

В письме я просил отца написать маршалу Андрею Гречко, тогдашнему министру обороны, и попросить, чтобы меня перевели поближе к Алма-Ате или уволили из армии.

Неделей позже я позвонил отцу с междугороднего переговорного пункта в Омутнинске.

— Ты уверен, что хочешь именно этого? — спросил отец.

— Да, — энергично ответил я. — Можешь сказать маршалу, что как ветеран войны, получивший несколько ранений, хочешь, чтобы сын служил поближе к тебе.

— В общем, так оно и есть, — рассмеялся он. — Я ведь уже старик, притом почти совсем глухой.

Он не спросил, чем именно я занимаюсь, а я не пытался ему рассказать. Вначале он стал меня отговаривать, но потом, почувствовав в моем голосе муку и отчаяние, согласился написать письмо маршалу.

Ответ, написанный тепло и уважительно, пришел на имя моего отца в Алма-Ату уже через месяц после нашего разговора. «Дорогой товарищ Алибеков! — начиналось оно. — Отдавая должное Вашим заслугам перед Родиной и уважая Ваше желание, чтобы сын был рядом, тем не менее хочу напомнить, что Вашему сыну оказана честь выполнять чрезвычайно важное задание. Мы не можем позволить себе лишиться его. Конечно, для сына всегда важно и нужно быть рядом с родителями, но у Вас есть еще один сын и дочь, которые могут помочь Вам, если в этом есть необходимость».

Отец прочитал мне письмо по телефону. Он был очень доволен, что сам маршал прислал ему письмо. Я же был, словно зверь, загнанный в ловушку.

Но вскоре и я стал испытывать нечто вроде гордости, я был польщен тем, что даже министр обороны считает меня незаменимым, и кто я такой, чтобы спорить с ним?! В конце концов, может быть, я смогу стать членом этого странного и тайного сообщества?

С еще большим рвением, чем прежде, я окунулся в работу, и меня на время оставили мысли о том, чтобы все бросить и уехать.

Повсюду на территории нашего комплекса, как грибы из-под земли, появлялись новые корпуса. Каждый день на стройку в грузовиках привозили заключенных из ближайшего лагеря. Руководство «Биопрепарата» подписало секретное соглашение с МВД о том, чтобы использовать их для тяжелых работ на строительстве предприятий нашего комплекса.

Был заложен фундамент объекта, получившего в будущем название Корпус 107. Размах строительства был внушительным.

В марте 1976 года я получил новое назначение. Но перед этим я поехал в отпуск к своим родителям в Алма-Ату. Там я и встретил свою будущую жену — Лену Емешеву. Она была подругой моей двоюродной сестры, которая позвала ее с собой на концерт, посвященный Дню Советской Армии. Там мы и познакомились. Мне достаточно было только увидеть сияющие зеленые глаза хорошенькой восемнадцатилетней девушки, чтобы влюбиться в нее с первого взгляда.

Лена приехала из городка в южном Казахстане, расположенного по соседству с поселком, где я родился. Сначала она изучала физику, а потом перевелась в Институт иностранных языков, так что кроме любви друг к другу нас еще объединила и любовь к науке.

Мы поженились в августе 1976 года в Алма-Ате, а потом отправились к ее отцу на той — традиционный казахский свадебный пир.

Когда я ухаживал за Леной, она пыталась расспрашивать меня о работе, но потом перестала. Наверное, ей до смерти надоело выслушивать мои туманные намеки о «секретном предприятии». Все же я был удивлен спокойствием, с которым она приняла известие о том, что свою совместную жизнь со мной она начнет в далеком сибирском городке Бердске, куда меня перевели в марте 1976 года.

Как она объяснила мне много лет спустя, единственное, что имело значение для нее в те далекие дни нашей молодости, это то, что ее муж — офицер, отмеченный чрезвычайным доверием Родины.

Итак, я прибыл на новое место службы в бердскую научно-производственную базу, или Сибирское отделение Института прикладной биохимии, как она официально называлась. Бердск находился неподалеку от Академгородка в Новосибирске, в котором велась разработка передовых технологий. Наиболее интересным сооружением в Бердске был завод по выпуску радиодеталей, построенный еще в 1940 году с помощью специалистов из США. Очень скоро я забыл об угрызениях совести, мучивших меня прошлым летом.

Руководители «Биопрепарата» намеревались объединить в единое целое научно-исследовательский центр и бердский химический завод. Построенный в 60-е годы, он в основном использовался как резервный завод. Планировалось выращивать болезнетворные бактерии в больших количествах тут же, на месте, или привозить с других производственных предприятий. Но, по мере того как программа расширялась, подобный принцип становился все более громоздким и неудобным. Существовала опасность, что из изготовленных на заводе в Бердске бомб может произойти утечка. Для проведения испытаний на герметичность жидкие или порошкообразные вещества не подходили. Эксперименты необходимо было проводить только с реальными бактериями. Но в Бердске не было пока собственных научно-исследовательских лабораторий. По приказу из Москвы была построена экспериментальная база, а за границей закуплено все необходимое оборудование. Мне и Румянцеву поручили поистине грандиозный проект по превращению старого производства в современную высокотехнологичную микробиологическую лабораторию.

Когда мы приехали туда, сотни запечатанных коробок с новым оборудованием были свалены в кучу во дворе предприятия. Они предназначались для только что построенной лаборатории микробиологии. Много месяцев коробки простояли нераспечатанными, поскольку сотрудники, имевшие дело только с производством, не знали, как создать научно-исследовательскую лабораторию.

Для нас с Румянцевым лаборатория стала родным детищем. Мы начали ее создание с нуля. Нам предстояло сделать планировку помещений, определить расположение рабочих столов, раковин, водопроводных и канализационных труб. Одну за другой распаковывая коробки, мы вытаскивали микроскопы, пробирки, термостаты и еще многое другое. Оборудование было из самых разных стран: ферментаторы — из США и Японии, реакторы — из Чехословакии, лабораторная посуда — из Франции. Возможность использования в нашей работе стандартных ферментаторов свидетельствовала о том, что и на Западе есть технологии двойного назначения.