Николай Прокудин - Гусарские страсти эпохи застоя

- Вах! Ты почему нас приветствуешь как грузин? - удивился и обиделся один из дедов.

- А как нужно?

- А нужно говорить: Дэбон хорз!

- Вот и славно! Дэбон хорз! А то я думал, какое приветствие сказать. Не салм алейкум, ведь! И мы, и вы христиане. Правда?

- Правда, дорогой. Совершенно верно! Но, по-грузински не надо. У них свой язык, у нас свой.

- Но они ведь тоже православная нация. Почему не любите друг друга?

- Земля, дорогой юноша, всему причиной земля! Ее мало, а споров за нее много!

- Да, но церковь у них немного отличается от нашей! - произнес бородатый. - У армян еще больше отличий, хотя тоже не мусульмане. Их главный духовный батюшка - католикос.

- В бога верите? - спросил Никита.

- Само собой! - кивнул бородатый. - Мне понравилось, что ты, офицер, сразу признал, в нас осетин, а не спутал с какими-нибудь ингушами или карачаевцами. Бузныт!

- Это чего такое? - переспросил Ромашкин.

- Спасыбо, говорю! Балшой спасыбо!

По правде, говоря, Никита некоторое время колебался, кем их назвать: грузинами, абхазами или осетинами. Один был похож на футболиста Газаева, потому и спросил, не осетины ли?

- Отцы, мы все рассеяне! Расея - общая мать! Осетины и грузины на Кавказе должны жить дружно, как братья. Ведь остальные иноверцы! воскликнул пьяным голосом Ромшкин.

- Дорогой мой! - обнял за плечи лейтенанта усатый дедок. - Мы с русскими друзья, но с грузинами братьями быть не можем. У нас Сталин половину Осетии украл. Карандашом по карте провел, и оттяпал весь юг в пользу Грузии. Обыдно, да?

- Ай, земли много в стране! - махнул рукой лейтенант. - Советский Союз большой, и мы живем в единой могучей державе. Вся земля общая, государственная!

- Вах! - Какая общая. Это у тебя в России земли много, а у Осетии мало. Каждый клочок полит кровью предков! - обиделся дед.

- У нас ее тоже нет лишней! Но разве тебе сейчас есть разница, где проходит граница Грузии и Осетии? Это ведь только на карте пунктиры и черточки. По земле ее нет!

- Всякое в жизни случается..., - вздохнул усатый дедок. - Сегодня нет, а через десять-двадцать лет - по горам столбы пограничные встанут.

- Но-но! Только без глупостей! Ты что, думаешь, у нас турки или персы пол Кавказа отнимут? Да мы их в бараний рог свернем! Повернем армию из Афгана и до Средиземного моря дойдем! - рявкнул Ромашкин.

Он все более пьянел, и потянуло болтать на политические темы. Началась лекция дедам о международном положении, как в песне о дурдоме. Один не понимает, что плетет спьяну, другой не понимает о чем идет разговор. Старики ласково улыбались. Беседа окончилась обниманиями, лобызаниями и полным дружеским взаимопониманием.

У картежников дела были хуже и обстановка накалялась. Вовка выиграл вторую коробку конфет, а первую распакованную брать отказывался.

- Э нет! Так дело не пойдет! - отпихивал Хлюдов конфеты. - Вы мне давайте целую, эта распечатана!

- Так ведь это ты же ее открыл! Ты пробовал, - рассердился старший брат Эдик.

- Ну и что? Я их пробовал, но мог ведь не выиграть!

- Но ты выиграл! Теперь получай ее!

- Э-э-э! Нет, сами их ешьте! А мне давай запечатанную.

- Выиграй вторую коробку - отдам! - горячился средний, Давид.

- Вовка! Не затевай межнациональный скандал из-за двух конфет! Ты все равно сладкое не ешь! - попытался уговорить приятеля Никита.

- Нет! Они проиграли мне целую коробку, а подсовывают начатую! - уперся капитан.

- Вовка! Сейчас в морду из-за двух конфет получишь! Зачем идти на конфликт? Уступи.

Ромашкин схватил бутылку, разлил водку по стаканам, и гаркнул примеряющий тост:

- За русско-осетинскую дружбу!

Старики в знак согласия закивали головами, а злобные рожи молодых, немного смягчились. Все выпили, кроме самого молодого, Георгия, которому братья пить не позволяли. Закусили водку конфетами из открытой коробки.

- Так, где мой выигрыш? - вновь спросил Володя насмешливо.

Громила растерянно почесал бритый затылок: открытая коробка опустела. Средний брат сердито всучил другую коробку Хлюдову.

- На бери! Пусть жопа слипнется!- возмущенно произнес Давид. - Ах, какой жадный капитан! Кунаком назывался! Ай-яй!

- Я не жадный, а принципиальный! Играем дальше?

- Играем! - решительно произнес громила Эдик.

Ромашкину совсем захорошело. Он налил еще водки дедам, себе и остальным игрокам, и вновь предложил выпить. Тост произнес бородач, старший из осетин:

- За нашу Советскую Армию!

- До дна! - гаркнул Володя и залпом выпил свои полстакана. Ромашкин выцедил спиртное медленно, с отвращением, морщась.

Хлюдов усмехнулся:

- На тебя тошно смотреть! Ты словно мою кровь пьешь! Так морщишься!

- Не нравится - не смотри! - Никита выдохнул с шумом воздух и с чувством произнес: - Эх, сейчас бы спеть!

Средний брат с готовностью начал выводить что-то зычное, гортанное, с придыханием. Деды песню подхватили. Громила сорвал с себя рубашку, и свирепо вращая зрачками глаз, пустился в пляс. Молодой Георгий, подсвистывал и что-то выкрикивал. Хлюдов принялся стучать по столику как по барабану. Звуки этого пластикового "тамтама" гулко загромыхали в вагоне. Ромашкин вначале что-то пытался красиво подпевать, а потом скинул китель и присоединился в пляске к громиле.

Песни и танцы продолжались еще около часа, но дальнейшие события, воспринимались Никитой, словно во сне, и происходили не с ним. Табачный дым, вагонная пыль, пот от разгоряченных тел, алкоголь, окончательно замутили сознание. Спертый воздух жарко натопленного вагона доконал офицеров. Каждый глоток воздуха проглатывался взахлеб, словно кисель. Все поплыло, закружилось и пропало....

Глава 10. Поход в Иран.

- Эй, офисер! Вставай! Педжен проехаль! - прозвучал нудный и противный голос.

Никита никак не мог разомкнуть опухшие, словно многопудовые веки. Он потер их кулаками, но глаза не раскрылись. Резь, словно в них насыпали песок. А голова... По черепу будто бабахнули бревном. Тошнило. Двумя пальцами Ромашкин раскрыл правое веко, и один зрачок уставился в полумрак. Состояние было такое, как будто глаза жили отдельно от головы, а голова отдельно от остального организма. Ну, а желудок был вообще инородным телом.

- Бр-р-р! Никита попытался что-то сказать, но из разомкнувшихся губ послышался только легкий хрип. - Х-х-р-р.

Ромашкин схватил стоящий на столике стакан и выпил содержимое до дна. К сожалению в нем был не ром и не пиво, а обыкновенная теплая кипяченая вода. Но язык в результате язык сумел зашевелиться, и появилась возможность издавать нечленораздельные звуки.

- Воха! Хлюдов! На выход! Вовка! - промямлил Ромашкин.

Капитан приподнял голову со смятой фуражки-аэродрома и тупо уставился на Никиту:

- Ты хто?

- Я? Ромашкин! Ты что, совсем сбрендил? А ты тогда кто?