Николай Прокудин - Гусарские страсти эпохи застоя

Глава 2. Первый день службы.

Утром Никита едва не проспал на службу. Ночь стояла душной, вечером долго ворочался, не мог уснуть, а под утро глаза не открыть. Завтрак на бегу. Питались с женой в гарнизонной столовке солидно называемой "кафе", потому что ни кастрюль, ни тарелок у молодой семьи не было. Багаж еще катил где-то по бескрайним просторам Средней Азии. В столовке завтрак уже завершился, и для опоздавшего лейтенанта, кроме вчерашней котлеты "смерть желудку" да лапши, не было ничего. Быстро проглотив пищу, Ромашкин помчался в штаб на инструктаж. И тотчас попал под горячую руку начальства. Это был вновь злобствующий командир полка.

- Лейтенант! Ты, почему в нечищеных сапогах?!

Никита с удивлением взглянул на чуть запылившиеся сапоги во время перебежки через плац и слегка растерялся.

- Почему не чищенные? Минуту назад намазал их кремом и почистил, ответил Ромашкин.

- Молчать! Я сказал, обувь не чищена! На первый раз объявляю замечание! - грозно рявкнул командир полка. - Вы сегодня в патруль заступили?

- Так точно!

- Слушайте мой приказ: разыскать майора Иванникова и доставить ко мне! Будет вырываться - разрешаю скрутить.

- А кто это? - осторожно поинтересовался Ромашкин.

- Как кто? Ты не знаешь пьяницу Иванникова?

- Никак нет! Я только вчера ведь прибыл в полк,- осторожно напомнил Никита. Откуда мне его знать?

- Гм, гм. Ну, это не моя забота! Найдешь! - отрезал подполковник Хомутецкий. - Шагом марш выполнять приказ!

В подчинение Ромашкин получил двух молодых младших сержантов.

- Как фамилии ваши? - спросил Никита.

- Наседкин, - ответил тот, что был с рваной губой.

- Магометов, - высокомерно произнес второй, с сильным кавказским акцентом.

- Кто такой Иванников? Знаете? - поинтересовался лейтенант задумчиво покусывая губу. - Что за гад, которого требуют, во что бы то ни стало приволочь?

- Это зампотех девятой роты. Разжалованный майор. Я краем уха слыхивал, что его за пьянки из штаба полка турнули к нам в батальон, - пояснил Наседкин. - В лицо- то я его знаю, но где искать, понятия не имею. В городке всевозможных закутковов и злачных мест не счесть.

- Что ж пойдем в поиск. Начнем обход всех гнезд разврата и гадюжников! - хмыкнул Ромашкин.

Буквально за забором стоял первый одноэтажный барак, на который указал сержант. Эти домишки-бараки были разделены каждый на четыре квартиры. Ворота палисадника одной ветхой квартиры-четвертинки были сломаны, входная дверь висела на ржавой петле. Мусор устилал весь двор не равномерным слоем: где гуще, где пуще. Рой мух взлетел при появлении людей и угрожающе шумно зажужжал в воздухе. Спугнутые крысы шмыгнули в щель, злобно оглядев незваных пришельцев. Если так грязно во дворе то, каково в доме? - подумал опасливо лейтенант. Входить в лачугу не хотелось, но надо. Лейтенант с силой дернул дверь за ручку, чтобы отворить квартиру, гнилая доска треснула, ручка оторвалась и осталась в руке.

- Не так надо! - произнес Наседкин и, обойдя сбоку офицера, схватился за дверное полотно, приподнял его и отодвинул в сторону, освобождая проход.

В образовавшуюся щель устремился дневной свет, а на встречу свежему воздуху, наружу хлынула смрадная вонь.

- О-о-о! - произнес ошеломленно Никита. Наседкин, ступай, посмотри своего знакомца.

- Какой он мне знакомец! Еще приятелем- собутыльником назовите!обиделся сержант, но более пререкаться не стал, а быстро вошел внутрь, и через минуту выскочил обратно.

- Пусто, ни души! - Ну, там и помойка! Тошниловка!

- Все осмотрел? - спросил с сомнением Никита. - Внимательно?

- А чего там смотреть? Пустые стены! - ответил сержант.

Через дорожку стоял следующий, такой - же "гадюжник" без стекол в оконных рамах и даже без дверей. Там так же было пусто.

В третьем жалком гнездилище алкашей гарнизона, уже на входе виднелись свежие следы недавнего присутствия человеческих существ: огрызки, объедки, грязные стаканы. У калитки высилась огромная куча мусора собранного со всего двора. Бутылки, остатки пищи, очистки, бумагу, тряпье, сваленные вместе, явно приготовили к вывозу на свалку.

- В этой квартире жил прапорщик, фамилию его не помню, но он дружок Иванникова, - произнес сержант Наседкин. - Это наша рота наводила на прошлой неделе порядок. Прапора выселили, ни кто тут пока не живет, и вряд-ли поселится.

- Проверим..., - с сомнением произнес Никита, и брезгливо морщась, вошел в гадкую квартирку.

В сенях в куче мусора рылся полосатый бродячий кот, который с воплем метнулся наружу между сапог лейтенанта. Мяу-у!!!

- Брысь, блохастая сволочь! - топнул ногой лейтенант, и патрульные громко рассмеялись.

В кухне до края кирпичной печки высилась вторая куча мусора, состоящая в основном из банок, бутылок, грязной посуды, кастрюль, и сковород.

В центре спальни возвышался самый большой ворох тряпья, газет, окурков и черепков. В темном углу стояла железная армейская кровать с лежащим на ней человеком. Никите почудилось, что это лежит труп. Холодея сердцем, он легонько, носком сапога пнул накрытое рогожей тело, но в результате этого тычка был, достигнут поразительный эффект. Тело ожило и перед изумленным лейтенантом предстало отвратительное человеческое существо, густо заросшее бородой, исхудавшее до синевы, в трусах и грязной майке. От него разило ужасным перегаром и кислым, прелым запахом давно не смытого пота. Человеческое подобие. Какой-то гоблин.

- Ты кто такой? - чуть отпрянув, спросил лейтенант, отворачивая нос. Иванников? Ты Иванников? Майор?

- Пинчук, - ответило существо. - Бывший прапорщик Пинчук.

- Пень-чук? Прапорщик Пенчук? Чук- и -пень. Взять его хлопцы! На гауптвахту! Там разберемся, что это за Пень! - распорядился Никита.

- Не имеете право! Уволен с военной службы в прошлом годе! Не пойду на "губу". Я вольный казак!

- Вижу что вольный, обитаешь тут как крыса подвальная. Запаршивел до животного состояния, скоты живут в лучших условиях. Кем работаешь? Где?

- Никем и нигде? Я вольный человек, скиталец.

- Чего делаешь в закрытом гарнизоне, коли, уволен со службы? - удивился Никита.

- Тут я в безопасности, а за приделами полка милиция враз заметет. А в тюрьму я не хочу. Мне туточки хорошо.

- Семья твоя где? Горемыка? - хмыкнул Никита.

- Какая семья, любезный? Один я, один как перст. Сбежала жена и детей увезла три года тому назад. Мне в Россее делать нечего. Здесь мой дом. Двадцать пять лет отслужил, оттрубил в Педжене, тут и схоронят!

- Действительно, какая семья, о чем я спрашиваю. От тебя мочой как от общественного туалета несет. Вонючка! Хоть бы матрас подстелил поверх пружин.

Никита с неприязнью взглянул на алкоголика и на его пещерное лежбище. На стальной сетке валялась старая рваная шинель.