Начало гражданской войны.

Но руководители заговора, видимо, не все рассчитали. После падения Омска, когда отступление белой армии пошло быстрым и ежедневным ходом, чехо-словацкие полки, жившие постоянной мыслью выезда из Сибири, охватила паника. Как стадо, напуганное призраком смерти, рванулись легионеры назад, на восток, ничего не видя, кроме страха опасения за свои жизни. Под влиянием паники, пользуясь силой, и покровительством высоких русских гостей — союзных представителей, эти банды стали совершать подлинно каиново дело. Остановить взбунтовавшиеся, бешеные массы можно было только силой японских и английских штыков, да резкими крайними мерами; возможность этого была в руках генералов Нокса и Жанэна, но они не захотели помочь нам это сделать.

Вот короткое описание происходившей трагедии («Чехо-словаки», статья Славянофила в газете «Дело России», № 14, 1920 года):

«Длинною лентой между Омском и Новониколаевском вытянулись эшелоны с беженцами и санитарные поезда, направлявшиеся на восток. Однако лишь несколько головных эшелонов успели пробиться до Забайкалья, все остальные безнадежно застряли в пути.

«Много беззащитных стариков, женщин и детей были перебиты озверевшими красными, еще больше замерзло в нетопленных вагонах и умерло от истощения или стало жертвой сыпного тифа. Немногим удалось спастись из этого ада. С одной стороны надвигались большевики, с другой — лежала бесконечная, холодная сибирская тайга, в которой нельзя было разыскать ни крова, ни пищи.

«Постепенно замирала жизнь в этих эшелонах смерти. Затихали стоны умирающих, обрывался детский плач, и умолкало рыдание матерей.

«Безмолвно стояли на рельсах красные вагоны-саркофаги со своим страшным грузом, тихо перешептывались могучими ветвями вековые сибирские ели, единственные свидетели этой драмы, а вьюги и бураны напевали над безвременно погибшими свои надгробные песни и заметали их белым снежным саваном.

«Главными, если не единственными, виновниками всего этого непередаваемого словами ужаса были чехи.

«Вместо того, чтобы спокойно оставаться на своем посту и пропустить эшелоны с беженцами и санитарные поезда, чехи силою стали отбирать у них паровозы, согнали все целые паровозы на свои участки и задерживали все, следовавшие на запад. Благодаря такому самоуправству чехов, весь западный участок железной дороги сразу же был поставлен в безвыходное положение».

И дальше: «Более пятидесяти процентов имеющегося в руках чехов подвижного состава было занято под запасы и товары, правдами и неправдами приобретенные ими на Волге, Урале и в Сибири. Тысячи русских граждан, женщин и детей были обречены на гибель ради этого проклятого движимого имущества чехов».

Доктор Гире и Богдан Павлу взывали в своем меморандуме к суду народов всего мира, — как раз накануне этого дела, подобного которому не было в истории всех веков…

Цепь злодеяний, совершенных иностранной интервенцией в Сибири, дополнилась еще и предательством чехо-словацкими вожаками самого адмирала Колчака в руки их политических единомышленников и соучастников, в руки эсеров.

Впоследствии чешские политики выпустили обращение к Сибири; в нем они заявляли, что, взяв адмирала Колчака под свою охрану, чехи предали его «народному суду не только, как реакционера, но и как врага чехов, так как адмирал приказал атаману Семенову не останавливаться перед взрывом туннелей для того, чтобы задержать чешское отступление на восток».

Тотчас после ареста верховного правителя чехами на станции Нижнеудинск совет министров как-то сам собой распался, и большинство их уехало на восток; а в Иркутске тотчас же образовался политический центр, состоящий из трех авантюристов: харьковского спекулянта Фельдмана, Косьминского и подпоручика-дезертира; этот «политический центр» объявил себя носителем российской верховной власти. Первое распоряжение министра финансов этого нового правительства, жидка-фактора и партийного эсера, Патушинского, было телеграфное приказание управляющему Владивостокской таможней Ковалевскому: «Беспрепятственно и без всякого досмотра пропускать к погрузке на пароход все, что пожелают вывезти чехи, в виду их заслуг перед Россией».

Российское государственное достояние, двести восемьдесят тысяч пудов золотого запаса, чехи довезли до Иркутска, при чем было установлено, что по дороге один вагон, т.-е. тысяча пудов, был ими разграблен («Чехи и эсеры», статья в газете «Дело России», № 10, 1920 г.). В Иркутске золото было сдано своим людям, тому же политическому центру; на сдаточной ведомости были подписи спекулянта Фельдмана и еще какого-то рядового эсера, бывшего владельца ресторана в Иркутске.

Эсеры и их политический центр продержались в Иркутске только восемь дней, после чего власть была захвачена большевистским совдепом во главе с агентом московской советской власти. Чехи сумели сговориться и с ними.

Где нашли Патушинские и компания заслуги перед Россией: теперь ли, в предательстве чехов, или в их выступлении летом 1918 года, когда они, добиваясь личной безопасности, потревожили русский муравейник? Ответ ясен: помощь Московскому интернационалу, погубление русского дела, — вот заслуга перед Россией, по мнению Патушинских.

И ведь представить себе только, что все это проделывалось на глазах всех союзных стран, ибо эти глаза существовали тогда еще в Сибири в лице высоких комиссаров и военных миссий; все они внимательно и пытливо следили за разворачивавшимися событиями, ежедневно ставя о них в известность Париж, Лондон и Нью-Йорк. Знаменитая в истории фигура, достойная быть поставленной на-ряду с искариотским Иудой, французской службы генерал Жанэн телеграфировал в Париж, что «доблестные» чехо-словаки по его приказанию передали золотой запас политическому центру.

Место не позволяет еще подробнее развернуть и вырисовать все детали этой картины, как военнопленные России под командой французского генерала топтали в грязи и крови все, что было в России национального, честного, готового до конца остаться верным долгу: очевидно, за то, что простецкая наша страна слишком усердно спасала Париж; видно, это была расплата за то, что святая Русь положила за дело союзников в мировой войне свыше трех миллионов своих лучших сынов убитыми в боях.

Цель настоящего очерка — лишь обрисовать в общих чертах те трудные условия, в какие было поставлено дело белых со стороны пресловутых интервентов, как были собраны и подготовлены ими силы, враждебные национальному возрождению России, как было совершено предательство.

Передав в руки эсеров верховного правителя, сдав политическому центру русский золотой запас, чехо-словацкие эшелоны продолжали свое движение на восток. По пути они захватили наличную кассу иркутского казначейства и клише экспедиции заготовления государственных бумаг для печатания денежных знаков; купюры их они начали усиленно печатать, преимущественно билеты тысячерублевого достоинства. («Чехи и эсеры», статья в газете «Дело России», № 10, 1920 г.)