Начало гражданской войны.

В начале ноября военный и морской министр директории адмирал А.В. Колчак прибыл особым поездом в Екатеринбург, чтобы лично ознакомиться с нуждами фронта. Разнузданные чешские солдаты начали задевать самой площадной бранью всех чинов конвоя русского военного министра; чешские офицеры, стоявшие тут же, не только не останавливали их, но даже подзадоривали. Один из офицеров направился к вагонам адмирала, проход куда был запрещен. Русский часовой пытался остановить чеха-офицера; со стороны последнего в ответ последовала отборная ругань, а затем попытка ударить часового. Тогда русский стрелок пустил в ход оружие, — что он был обязан сделать по закону, — и смертельно ранил чеха.

Все иностранцы проявили возмущение этим случаем и стали на сторону безобразников, нарушителей порядка — чехов. Создали помпезные похороны, анти-русскую демонстрацию; политиканы из национального комитета говорили над могилой этого печального героя речи, полные ненависти к России и русским.

Характерно то, что союзнические военные части и высокие комиссары ведь видели и знали все это, им была открыта истинная картина, и до мелочей было знакомо положение дела: и предательство на фронте, и бесконечный грабеж союзника — России, и вмешательство в государственные дела, и угрозы самой возможности дальнейшей борьбы от присутствия в тылу этой многотысячной разнузданной вооруженной массы. Но они стыдливо закрывали глаза, загадочно улыбались и бездействовали; втайне же, за спиной, они всячески ублажали и поощряли чехов.

В ноябре приехал в Сибирь французский генерал Жанэн, глава миссии, и вступил в главнокомандование чехословацким корпусом, как равно и другими «союзными» войсками. К этому времени война с центральными державами была окончена победой Антанты. Чехо-Словакию провозгласили самостоятельным государством. С Жанэном приехал новый чешский военный министр генерал Стефанек. Он имел задачу ликвидировать национальный комитет, привести в порядок части, наладить дисциплину и добиться их фактического подчинения Жанэну; кроме того, Стефанек надеялся, — как он говорил в первые дни приезда в Сибирь, — заставить чешские полки драться против большевиков. Высокой честности, доблестный солдат, человек, не затемненный политической партийной мутью, генерал Стефанек пришел в ужас от того, что он увидел в своем воинстве в Сибири.

Но чешскому военному министру ничего сделать не удалось. Он встретил сильное противодействие и среди своего командного состава, и у политических руководителей, и в солдатской массе; последняя ответила даже тем, что открыто потребовала учреждения полковых и дивизионных комитетов солдатских депутатов, наподобие тех, что были созданы Гучковым и Керенским для развала русской армии в 1917 году.

Ничего не добившись, генерал Стефанек уехал обратно в Прагу, сконфуженно прощаясь с русскими друзьями и открыто выражая им свои искренние и глубокие сожаления.

Все больше росло недовольство среди чехов, все чаще и громче раздавались их требования об эвакуации из Сибири и о возвращении на родину, — война с центральными державами была кончена. Верховный правитель, заменивший собою кастрата-директорию, а равно наше высшее командование поддерживали перед союзниками эту просьбу чехов: нам было необходимо убрать как можно скорее из Сибири этот вредный балласт, 50.000 разнузданных вооруженных и враждебных России солдат.

Какое это было зло и какая угроза в тылу! И какой гибельный пример нашим солдатам! Приходится еще больше и ниже преклониться перед отличными свойствами русского человека, — ведь на-ряду с этими полу-большевиками, потерявшими человеческий образ, не желавшими отдавать честь не только своим и русским офицерам, но даже французам и американцам, перед которыми чехи все время благоговели, зная, что от них зависит отсылка их на родину, — наряду с этими массами в наших русских полках дисциплина укреплялась с каждым днем, отдание чести было не только исправное, но даже отчетливое, щеголеватое, служба неслась и на фронте и в тылу на совесть, по уставу.

Союзники не нашли возможным удовлетворить просьбу чехов, объяснили им, что сейчас-де нет достаточного количества транспортов для перевозки всего корпуса, но обещали, что при первой возможности их вывезут. Этим обещанием чехов заставили подчиниться приказу Жанэна — стать вдоль железной дороги и охранять ее.

Невольно возникает вопрос: что же за отношение у союзных держав было к России и русскому народу? Представители их в Сибири знали всю вопиющую правду о тех неслыханных, безобразных преступлениях, которые произвел в России чехо-словацкий корпус, знали, в каком состоянии находилось это войско, не могли не видеть постоянной угрозы русскому национальному делу со стороны этой взрывчатой массы. А кроме того, к ним были обращены и неоднократные просьбы русского правительства убрать чехов из России. Но не нашли возможным сделать это.

Может быть, действительно не было транспортов и достаточного количества тоннажа? Допустим, что так, но у них, этих руководителей союзнической, а к тому времени и мировой политики, было зато достаточно в Сибири сил, — три доблестных японских дивизии, одна канадская, по батальону сербов, румын, итальянцев и французов, два батальона англичан, — чтобы обуздать чешскую массу, обезоружить, привести в порядок. Это сделать можно было, это сделать должны были наши бывшие союзники, на это им не раз указывали. Но они этого не сделали. А, может быть, и не хотели сделать?

Чехо-словацкие части двигались все более в глубокий тыл, чтобы там выжидать возможности эвакуации; среди их масс продолжался все тот же процесс разложения, и параллельно шло укрепление эсеровского влияния. Полное бездельничанье и разгильдяйство среди чехов стало нормальным явлением; единственно, чем они продолжали усиленно заниматься, — развили торговлю и спекуляцию не только награбленным имуществом, но и новыми товарами, привозимыми с Дальнего Востока. Для этой цели чешское командование и политические руководители начали беззастенчиво использовать русскую железную дорогу, которая при всем напряжении не могла даже удовлетворить потребностей боевых армий и населения Сибири. Довольствие чехо-войска брало треть всего наличного транспорта, обращавшегося тогда на Сибирской железной дороге, что давало на каждого чешского солдата по несколько десятков пудов ежемесячно. На действительные потребности войсковых частей из этого количества шла меньшая часть, — львиную долю транспорта составляли различные ходкие товары, поступавшие потом от чехов на сибирский рынок. Не довольствуясь этим, чешские руководители начали вскоре передавать частным лицам, ловким спекулянтам, свое право на целые вагоны.