Начало гражданской войны.

Офицеры караула арестовали подозрительных: громадного роста человека с сумрачным лицом, «партийного работника», пьяного маленького лакея из ресторана, человека с аксельбантами и полковничьими погонами, офицера-армянина и др. Пьяный лакей, собрав на вокзале народ, кричал: «афицера, юнкаря — это самые буржуи, с кем они воюют? С нашим же братом — бедным человеком! Но придет время — с ними тоже расправятся, их тоже вешать будут!»

Ночь он проспал в караульном помещении. «Отпустите его, только сделайте внушение, какое следует» — говорит утром полковник С. поручику 3.

Мимо меня идут 3. и лакей. 3. делает мне знак: войти в комнату. Вхожу. Они за мной. 3. запирает дверь, вплотную подошел к лакею и неестественным, хриплым голосом спрашивает: «Ну, что же, офицеров вешать надо? да?» — «Что вы, ваше благородие», — подобострастно засюсюкал лакей, — «известно дело — спьяна сболтнул». «Сболтнул!.. твою мать!» кричит 3., размахивается и сильно кулаком ударяет лакея в лицо раз, еще и еще… Лакей шатнулся, закрыл лицо руками, протяжно завыл. 3. распахнул дверь и вышвырнул его вон.

«Что вы делаете? И за что вы его?» рванулся я к 3.

«А, за что? За то, что у меня до сих пор рубцы на спине не зажили… Вот за что», прохрипел 3. и вышел из комнаты.

Я узнал, что на фронте солдаты избили 3. до полусмерти шашками.

Человека с полковничьими погонами и странно привешенными аксельбантами допрашивает полковник С. «Кто вы такой?» «Я — полковник Заклинский», — нетвердо отвечает опрашиваемый и стоит по-солдатски, вытянувшись. «Где вы служили?» «В штабе северного фронта». «Вы генерального штаба?» «Да». «А почему у вас погон золотой и с синим просветом?» Заклинский мнется, смущается. «Я кончил пулеметную школу», — выпаливает он. «Так», — тянет полковник. — «А почему вы носите аксельбанты так, как их никогда никто не носил?» Заклинский молчит. «Ракло ты! а не полковник! обыскать его!» — звонко кричит полковник С.

Заклинский вздрагивает, бледнеет и сам начинает вытаскивать из карманов бумаги. Его обыскивают: бумаги на полковника, поручика и унтер-офицера. «К коменданту», — отрезает полковник С.

На вокзале офицер-армянин просил часового продать ему патроны. Часовому показалось это подозрительным, он арестовал его. При допросе офицер теряется, путается, говорит, что он «просто хотел иметь патроны».

Полковник С. приказывает его отпустить. Офицер спускается с лестницы. Кругом стоят офицеры караула. Вдруг поручик 3. сильно ударяет его в спину. Офицер спотыкается, упал, с него слетели шпоры и покатились, звеня по лестнице…

Многие возмутились, напали. «Что это за безобразие! Одного вы бьете, другого с лестницы спускаете!» «Что у нас — застенок, что ли!» «Да он и не виноват ни в чем». «Это чорт знает что такое!» 3. молчит.

Мы стоим на Горной в поездах, охраняясь полевыми караулами. На случай наступления большевиков выбрана позиция. В вагонах день проходит в питье чая, разговорах о боях и пеньи песен… Из караула пришли подпоручик К-ой и капитан Р. Подсели к нашему чайнику. «Сейчас одного «товарища» ликвидировал», говорит К-ой. «Как так?» спрашивает нехотя кто-то. «Очень просто», быстро начал он, отпивая чай, «стою вот в леске, вижу — «товарищ» идет, крадется, оглядывается. Я за дерево — он прямо на меня, шагов на десять подошел. Я выхожу — винтовку на изготовку, конечно», захохотал К-ой. «Стой!» говорю. Остановился. «Куда идешь?» «Да вот домой, в Сулин», а сам побледнел. «К большевикам идешь, сволочь! шпион ты… твою мать!» «К каким большевикам, что вы, домой иду», — а морда самая комиссарская. «Знаю, говорю… вашу мать! Идем, идем со мной». «Куда?» «Идем, хуже будет, говорю». «Простите, говорит, за что же? Я человек посторонний; пожалейте». «А нас вы жалели, говорю… вашу мать?! Иди!..» «Ну и «погуляли» немного. Я сюда — чай пить пришел, а его к Духонину направил…»

«Застрелил?» спрашивает кто-то. «На такую сволочь патроны тратить! вот она, матушка, да вот он, батюшка». К-ой приподнял винтовку, похлопал её по прикладу, по штыку и захохотал [78].

«Там на станции сестра большевистская, пленная и два латыша», говорит, влезая в вагон прапорщик Крылов.

«Где? Где? пойдем, посмотрим!» заговорили…

«Ну их к чорту, я ушел… Ну и сестра», начал он: «держит себя как!» «А что?» «Говорит: я убежденная большевичка… Этих латышей наши там бить стали, так она их защищает, успокаивает. Нашего раненого отказалась перевязать»…

«Вот сволочь!» протянул кто-то.

«Пойдемте, посмотрим». «Да нет, их в вагон приказано перевести».

Часть вылезла из вагона и пошла к станции…

Немного спустя ко мне быстро подошел штабс-капитал князь Чичуа: «Пойдемте, безобразие там! караул от вагона отпихивают, хотят сестру пленную заколоть»…

Мы подошли к вагону с арестованными. Три офицера, во главе подпоручик К., и несколько солдат Корниловского полка с винтовками лезли к вагону, отпихивали караул и ругались: «Чего на нее смотреть… ее мать!.. Пустите! Какого чорта еще!».

Караул сопротивлялся. Кругом стояло довольно много молчаливых зрителей. Мы вмешались.

«Это безобразие! Красноармейцы вы или офицеры?!»

Поднялся шум, крик…

Бледный офицер, с винтовкой в руках, с горящими глазами, кричал князю: «Они с нами без пощады расправляются! А мы будем разводы разводить!» «Да ведь это пленная и женщина!» «Что же, что женщина?! А вы видали, какая это женщина? как она себя держит, сволочь!». «И это вы ее хотите заколоть? Да?».

Крик, шум увеличивался…

Из вагона выскочил возмущенный полковник С., кричал и приказал разойтись.

Все расходились.

Подпоручик К-ой шел, тихо ругаясь матерно и бормоча: «Все равно, не я буду, заколю»… Я припомнил, как его, плача, провожала и крестила женщина с добрым и хорошим лицом.

Солдаты расходились кучками. В одной из них шла женщина-доброволец… Они, очевидно, были в хорошем настроении, толкали друг друга и смеялись.

«Ну, а по-твоему, Дуська, что с ней сделать?» спрашивал курносый солдат женщину-добровольца.

«Что? — завести ее в вагон да и… всем, в затылок, до смерти», — лихо отвечала «Дуська» [79]. Солдаты захохотали.

Откуда-то привели в казармы арестованного плохо одетого человека. Арестовавшие рассказывают, что он кричал им на улице: «Буржуи, пришел вам конец, убегаете, никуда не убежите, постойте!» Они повели его к командующему участком молодому генералу Б. Генерал — сильно выпивши. Выслушал и приказал: «Отведите к коменданту города, только так, чтоб никуда не убежал, понимаете?»

На лицах приведших легкая улыбка: «Так точно, ваше превосходительство».

Повели… недалеко в снегу расстреляли…