Андрей Волос - Возвращение в Панджруд

Джафар молча откусил, стал жевать.

— Мы-то ведь все равно к вам со всем уважением. Если б не вы, господин Рудаки, мы бы никогда не поняли, на каком языке говорим. Ваши песни распевают по всему Аджаму. Строки из них становятся поговорками, люди повторяют, даже не зная, откуда они взялись. Вы великий стихотворец...

“Ну вот, сейчас”, — обреченно подумал Шеравкан.

— ...и нам совершенно все равно, слепой вы или нет!

— Заткнись, придурок, — крикнул Джафар, отшвыривая надкушенный кусок. — Замолчи!

Едва увернувшись от куриного бедра, просвистевшего в опасной близости от уха, хозяин вскочил и оторопело вытаращился, переводя взгляд с Рудаки на Шеравкана и обратно. Губы у него подрагивали. Шеравкан, скорчив рожу, молча и яростно закрутил ладонями — мол, тише, не надо больше говорить.

— Я, господин Рудаки... простите меня... Может быть, я как-то... Но ведь мы со всем уважением. Простите, если что не так... мы люди простые...

— Это вы меня простите, — буркнул Джафар, поднимаясь. — Я и сам должен был понимать, что вам совершенно безразлично, зряч я или слеп.

— Господин Рудаки! — завыл хозяин. — Да ведь я!..

— Спасибо за угощение! Ты расплатился? — он повернул голову, ожидая отклика поводыря.

— Нет, нет! — хозяин замахал руками. — Ничего не надо, господин Рудаки! И подождите, подождите. Носилки уже готовы.

— Какие носилки?

— Обыкновенные носилки!.. Сядете спокойно, мои парни часа за два домчат в Кунар. Там постоялый двор... брат мой держит... он со всем уважением... сегодня праздник, они будут рады.

— Я пойду пешком, — сказал Джафар, нащупывая посох. — Не надо носилок. Я буду идти пешком, провались оно все пропадом! Спасибо за все, уважаемый... как вас зовут?

— Салар, — поспешно ответил тот. — Отца Шахромом звали, да возлюбит его Аллах...

— Спасибо вам, дорогой Салар, — сказал Джафар немного смягчившимся голосом. — Но правда: я пойду пешком. А у вашего брата мы, наверное, остановимся... где его двор?

— Прямо у дороги, даже если захотите, все равно мимо не пройдете...

Он сделал Шеравкану знак, отзывая его в сторону.

— Слушай, парень, он что, на самом деле пешком пойдет?

— Наверное, — Шеравкан пожал плечами. — Вчера друг повозку ему предлагал. Отказался.

— Но почему?! — плачущим шепотом воскликнул держатель караван-сарая. — Такой человек!

— Не знаю, — буркнул Шеравкан. — Такой человек.

— Тогда вот что. Слушай. Вот что. В Кунар придете, брату скажешь... его Бехрузом зовут... скажешь, Салар передал то-то и то-то. И расскажешь все. Понял? Чтобы он вам лучшую комнату дал. Понял?

— Понял...

— Вообще-то вас в любом доме примут... а уж отец жениха как будет рад!

— Там свадьба, что ли? — хмуро уточнил Шеравкан.

— Свадьба. Староста кишлака сына женит... Ладно, стой здесь.

Бегом кинулся к своей конторе. Через минуту, запыхавшись, вернулся с какой-то котомкой, тряпками, завернул курицу, мясо, сунул лепешки.

— На!

— Спасибо...

— И вот еще, — хозяин протянул дирхем. — Держи, это твой. Со святого человека нельзя брать.

— Да ладно вам, — возразил Шеравкан. — У меня есть на дорогу.

— Держи, держи, — хозяин силой положил на его ладонь, закрыл пальцы.

— Шеравкан! — сердито крикнул Джафар. — Мне долго тут стоять?!

— Иду, иду! До свидания!

Закинул котомку за спину, поклонился, поспешил к Джафару, протянул руку.

— Держитесь.

Двинулись к воротам.

— Пошли, нечего тут, — ворчал Рудаки. — Вишь ты, все равно ему, слепой я или нет... баран безрогий!.. Ну да, допустим: я не вижу того, что видит он. Зато я вижу то, чего он не видит!.. Ишак разнузданный!.. Ни черта не соображает!.. Простые люди... знаю я этих простых людей — такая сволочь!..

Принялся яростно тыкать перед собой палкой, рассчитывая, должно быть, нащупать воротный столб.

— Правее, — буркнул Шеравкан.

Ему не нравилось, что Джафар обидел хозяина постоялого двора. Тот сам виноват, конечно, но... Он и позавчера накормил за так... вчера хивинец поминальное угощение устраивал, всем хватило... но сегодня снова угощение... И приятные слова хотел сказать, а ему в ответ — его же яствами ему же в физиономию. Неудобно как-то.

Между тем хозяин долго стоял у ворот, глядя вслед слепцу и его поводырю. Слепой шел вскинув голову, будто пытался взглянуть из-под своей повязки. Мальчик поначалу вел его под руку, но потом, перемолвившись парой слов, они поменялись местами: теперь поводырь неспешно шагал впереди, а слепец за ним, правой рукой взявшись за конец поясного платка, а левой помогая себе посохом...

Хозяин постоялого двор качал головой и что-то страдальчески шептал.

Когда путники скрылись за поворотом, он, не переставая бормотать и поглаживая ладонью бороду, побрел вдоль внутренней стены своего караван-сарая.

Остановился, присматриваясь.

И вдруг, встряхнувшись, заорал бодрым и злым голосом:

— Салах, раздери тебя шайтан! Я сколько раз говорил: воду в ведрах не оставлять! Я тебя вожжами отхожу, козел ты рогатый!

— Да это я на минуту поставил, хозяин... что вы так кричите?!

— Что кричите! На вас не кричать, вы вообще шевелиться не будете. Убери! А потом вот что, — он покусал ус. — Возьми осла. Погрузи те два одеяла, что я вчера принес. Поезжай в Кунар. Одеяла Бехрузу отдашь, скажешь — Салар прислал... да он и так поймет. И скажи, что к нему скоро большой человек придет. Царь поэтов Рудаки!

— Сам Рудаки?! — изумился Салах. — Правда, что ли? То-то я слышал, вчера болтали... а я не поверил. Что здесь самому Рудаки делать?

— Не поверил он... баран ты комолый. То-то и оно, что сам Рудаки. От повозки отказался, пешком плетется. С мальчишкой. Ближе к вечеру будут. Так и скажи. И пусть встречает как положено. Понял?

— Как не понять, хозяин, — обиделся Салах.

— Как не понять!.. Знаю я тебя. Смотри не перепутай... Да короткой дорогой езжай, а то позже них приедешь, с тебя станется.

— Да понял я, хозяин, понял...

По обе стороны от дороги тянулись дувалы, а за ними — зелень деревьев, крыши домов, дымы.

Дорога была пуста, только, не успели они отойти от постоялого двора на сто саженей, их обогнал какой-то человек на осле, а на окраине кишлака увязался пес: сначала облаял, яростно припадая на мощные передние лапы, когда же Шеравкан сделал вид, что, наклонившись, нашаривает камень, кинулся в сторону, поджав хвост, — должно быть, получал уже по горбу булыганом.

Но потом, сочтя, видимо, что исполнил свои обязательства и теперь ничто в родном Вабкенте не держит, потрусил следом, вывалив на сторону фиолетовый язык.

— Что за собака? — хмуро поинтересовался Джафар.

— Собака, — Шеравкан пожал плечами. — Обыкновенная.

— Уши рубленые?

— Рубленые.

— И хвост?

— И хвост.

— Волкодав, — определил Рудаки. — Кобель, сука?