Виктор Захарченко - Из истории Кубанского казачьего хора: материалы и очерки

Имея штаб полка в г. Мерве, полк отдельными сотнями занял обширную границу с Персией и Афганистаном, по опорным пунктам: Пуль — и-Хатунь, Кушка, Тахта — Базар. Вокруг них раскинулась сплошная пустыня со своими сыпучими песчаными буранами и безо всякого населения. На всех постах были лишь самодельные, казачьими руками построенные, «саманные» казармы с офицерскими пристройками, да конюшни для лошадей.

Казаки были, буквально, отрезаны от всего Божьего миpa и так жили — служили равно на протяжении 4 1/2 лет своей военной службы, вплоть до начала Великой войны 1914 года. Меняясь своим составом, полк «страждал» на своей военной службе своему Великому Отечеству, на ее далеких рубежах, ровно 30 лет.

Надо знать «семейственность» казачества, чтобы точно представить всю его тоску «по дому отчему», по своей далекой Отчизне — Кубани, тоску по его молодой женушке — подруженьке, по его малюткам — деткам, разлученным с ним «тридевятью землями», разделенным с ним Каспийским бурным морем — океаном…

И это тоскливое «стражданье» вошло в души, в сердца и в кровь казаков Кавказского полка и их семейств, уже в целое поколение.

И вот, отсюда, из долгих и далеких годов службы полка в Закаспии — надо искать «истока» начала Кубанской Войсковой песни — Молитвы — «Ты Кубань, Ты — Наша Родина…», которого не мог не заметить полковой священник отец Константин Образцов, бывший духовный пастырь и исповедник казаков полка еще до военного времени 1914 года.

И эта «тоска» казаков по своей Кубани — Матери, словно назревший горем нарыв, прорвалась своим бурным зовом в 1–й же год Великой войны на диком по природе Турецком фронте, когда боевые лишения и постоянный полуголод превозмогли все человеческое терпение. Почему чуткий отец Константин и назвал ее, эту полковую песнь — молитву тогда в своем издании

«Плач Кубанских Казаков».

Как офицер мирного времени и перенесший с родным и прадедовским мне полком — и «Закаспию» и всю войну 1914–1917 годов — мне эта «Казачья тоска» и близка, и понятна, и ее, тогда, переживали мы все.

Боевые награды 1–го Кавказского полка:

1. Георгиевское знамя, с надписью: «за отличие в Турецкую войну и в делах против горцев в 1828 и в 1829 годах и при покорении Западного Кавказа в 1864 году».

2. Георгиевский штандарт, с надписью: «за отличие в сражении при Деве — Бойну (Эрзерум) 23 октября 1877 г.», с присоединением и прежней надписи — «за отличие в Турецкую войну и в делах, бывших против горцев в 1828 и 1829 годах и при покорении Западного Кавказа в 1864 году».

3. Георгиевские серебряные трубы, с надписью: «за отличие в Турецкую войну 1877–1878 годов».

4. 1–й полусотне 1–й сотни знаки отличия на папахи, с надписью: «за отличие в 1854 году».

5. Знаки отличия на папахи остальным 5 1/2 сотням, с надписью: «за отличия при покорении Западного Кавказа в 1864 году».

6. Белая тесьма на воротник парадных бешметов и рукава черкесок — 6 декабря 1908 года.

Боевые награды 2–му Кавказскому полку:

1. Простое знамя, с надписью: «за отличие при взятии крепости Анапы 12 июня 1828 г.».

2. 2–й, 4–й и 5–й сотням, знаки отличия на папахи с надписью: «за подавление восстания в Дагестане в 1877 году».

Боевые награды 3–му Кавказскому полку:

1. Простое знамя, с надписью: «за отличие в Турецкую войну и за дела против горцев в 1828 и 1829 годах», пожалованное 22 сентября 1830 года 11–му Конному (Кавказскому) полку.

22 апреля 1910 г. полк получил «шефство» создателя Екатеринославского Казачьего Войска Князя Потемкина и стал называться:

«1–й Кавказский, Наместника Екатеринославского, Генерал — Фельд — маршала, Князя Потемкина — Таврического полк, Кубанского Казачьего Войска».

Июнь 1950 г.

Нью — Йорк

Вот моя краткая биография. Родился я в 1877 году 28 июня в г. Ржеве Тверской губернии. Отец мой — Николай Дмитриевич Образцов — служил там на Рыбинско — Бологовской железной дороге. Происходил он из духовного звания — сын священника и сам первоначально учился в духовной семинарии, но по домашним обстоятельствам ему пришлось переменить карьеру. Немало жизненных неудач выпало ему на долю, но, будучи человеком подвижного и неунывающего характера, он стойко превозмогал все невзгоды.

Много светлых детских воспоминаний сохранилось в моей памяти. Помнится тихий уют деревни Акинино, скромно приютившейся неподалеку от г. Рыбинска. Там прошли первые четыре года моей жизни. Типичная русская деревня: смиренный ряд избушек, колодец с журавлем, околица, огороды, две развесистых рябины около нашего дома и качели на них, палисадник и в нем цветник и кусты малины, а дальше — поля и луга, необозримая гладь и голубые ленты притоков Волги. И Волга помнится, катания в лодках по ней, и разливы ее, и баржи бесконечные, и тягучие песни бурлаков, и снега глубокие…

Отец был все время занят службой. Нас, детей, было двое: я да сестра (старше меня двумя с лишним годами). Мы были всецело на попечении матери — Екатерины Алексеевны (урожд. Милорадовой). Кроткая и ласковая, терпеливая мать — подвижница! Помню ее часто молившеюся по ночам у детской колыбели.

В 1882 году отец мой перевелся на Кавказ, в г. Тифлис, а мы, пока он устраивался там на закавказской железной дороге, более года проживали в сел. Васильевском, у родственников по матери. Село большое и богатое и чрезвычайно живописное. По соседству тянулись леса и обширная тенистая роща с богатой помещичьей усадьбой в ней. На краю высокая каменная церковь. Это село мне тем особенно памятно, что там я от матери получил первые уроки грамоты, научился читать по складам. Для отца это было сюрпризом. Мне было тогда не более пяти лет. Таким образом, на Кавказ я приехал уже грамотным.

Не долго прожила на Кавказе мать. Спустя год по переезде она умерла от простуды в г. Тифлисе (в 1884 году). Начался трудный период скитаний для нас, детей. Негде было отцу пристроить малышей, оставшихся без призора. Ввиду этого отец, по миновании траурного года, женился на второй — грузинке, Евфросинии Мерабовне (урожд. Цкитишвили). Она осталась бездетной и это обстоятельство помогало ей отдавать свое внимание нашему воспитанию. Особенно заботилась она о моем религиозном развитии. Ей же, собственно говоря, я обязан и своими первыми стихотворными попытками, так как уже с восьми лет я слагал рифмованные поздравления в день ее ангела и получал за это большие похвалы. Это заставляло меня повторять опыты. Первым более сознательным пробуждением моей малютки — музы было стихотворение «Караван», написанное на девятом году жизни. Оно, как помнится, вышло у меня большое и картинное. Конечно, оно бесследно пропало, как и все мои тетради с первоначальными поэтическими упражнениями. Признаться, я и сам немало пожег их по чувству неудовлетворенности. Читал усердно. Что попадется под руку. Очень любил читать «Переписку с друзьями» Гоголя. А он ведь сжег же вторую часть своих «Мертвых душ» и великие риторы древности советовали: «Чаще поворачивай стиль», т. е. стирай обратным концом написанное тобой на вощеной доске. Я так и делал: «сжигал» и «чаще стиль поворачивал»…