Артем Драбкин - Я дрался в СС и Вермахте

10–14 дней спустя переброска в городской лагерь (лагерная группа 27). Условия ужасные, в день умирают по 20–22 человека. Снова встретил знакомых, и они почти сразу же умерли (дизентерия).

Примерно 3 недели спустя всех офицеров собрали и направили в особый лагерь для офицерского состава (лагерь 150). По 19 человек в отделении с зарешеченными окнами на пассажирском поезде.

16.12.1944 — прибытие в Грязовец под Вологду в 150-й офицерский лагерь (размещенный в бывшем монастыре). Несколько дней, включая Рождество, в карантине, теснота страшная. Спим прямо на голом полу, ни матрацев, ни спальных принадлежностей.

Начало января 1945 г. — разместились в столовой лагеря. К Пасхе попадаю в госпиталь с подозрением на дифтерит.

12.05.1945–18 человек, в том числе и меня, направляют в совхоз Плоское на строительные работы. Жизнь более-менее переносимая. После завышения норм выработки у 250 человек значительное ухудшение здоровья. Рождество 1945 г. и Пасху 1946 г. благополучно пережили.

10.05.1946 — по политическим мотивам направлен вместе с 10 другими военнопленными назад в лагерь на строительство дорог.

Начало июня 1946 г. — формирование транспорта. Сначала работы в карьере. Драка с советскими охранниками.

3.07.1946 — наконец-то отправка.

11.07.1946 — мы в Борении под Горьким, лесной лагерь 117/16 Черный. Строительная бригада. Подход к работе типично русский. Январь — февраль 1947 г. — на транспортировке леса.

В середине февраля 3-я рабочая группа/6 занимается изготовлением ручек для топоров. Незадолго до Троицы — переброска в обход. Нас 6 человек работало без охраны у домика начальника станции.

1-й день Троицы 1947 г. Переброска в центральный лагерь 117/17. Там 3-я группа послана на строительные работы в клуб им. Свердлова (центр города), в 14-ю школу и 52-ю школу. До августа в 3-й рабочей группе/6.

В сентябре переброска в уже знакомый лагерь 9. Лагерь 17 необходимо освободить (школа).

21.11.1947 г. 3-я рабочая группа в полном составе доставлена в лагерь 1. Там не работаем. С декабря 1947 г. по февраль 1948-го — несение службы в бараках в кп-12 (Гуго Ройбер).

16.02.1948 — первые работы на постройке малоэтажки. 20–30.03.1948 — «Дом отдыха».

Начиная с 31.03.1948 г.:

Работали на ТЭЦ (Автозавод имени Молотова).

15.04.1948–3-я рабочая группа снова на несении службы в бараке (кп-12).

5.05.1948 — я включен в число отправляемых на родину.

10.05.1948 — разгрузка на Московском вокзале г. Горького.

11.05.1948 — в 4 часа утра отъезд из Горького.

14.05.1948 — в Москве. Затем Можайск — Смоленск — Орша — Минск — Брест (15.05) Варшава — Кутно — Познань (18.05).

18.05.1948 — прибытие во Франкфурт-на-Одере.

20.08.1948 — отъезд из Франкфурта на Одере в 23 часа.

21.05.1948 — прибытие в Пирну.

22.05.1948–11 часов утра — освобождение.

— Представьтесь, скажите, где вы родились и кто были ваши родители?

— Eto ja ne wse ponjal. Я родился в нынешней Польше, в Силезии, недалеко от Бреслау, который сегодня называется Вроцлав. В католической деревне с населением в тысячу человек. В школу я пошел в 1932 году в возрасте 6 лет. Окончил ее в 1940 году и переехал жить во Вроцлав, учиться на электрика.

Когда в 1939 году началась война, я еще жил в Силезии. Наша деревня стояла прямо у автобана. Он был забит транспортом, мы видели, что готовится война. Солдаты иногда вставали на привал недалеко от дома, и мы, подростки, разговаривали с ними.

— Насколько сильна была в школе национал-социалистическая пропаганда?

— Пропаганда была сильна, но мы жили в католическом регионе. Мы должны были ходить в церковь два раза в неделю. В шесть утра начиналось школьное богослужение, а в семь — учеба в школе. Церковь не поддерживала национал-социалистов, поэтому пропаганда нивелировалась. Тем не менее в Гитлерюгенд надо было вступать обязательно. С десяти лет принимали в Юнгфольк. Мы получили униформу. По вечерам в специальном помещении собиралось наше «товарищество». Летом мы выезжали в палаточные лагеря. Там нас учили ориентироваться на местности, рассказывали, какие бывают виды деревьев, как их узнать по коре и листьям. Стрелять не учили. Это не было каким-то извращением, это было полезно и интересно.

В сентябре 1939-го к нам в деревню пришли первые польские военнопленные. Мы работали на полях вместе с ними, научились говорить по-польски. У нас были прекрасные отношения, о какой-то враждебности не могло быть и речи. Им у нас в деревне было хорошо — жилье было, и они были практически свободны. Только постепенно становилось понятно, какое безумие эта война, в первую очередь война с Россией. Сейчас пишут, что, если бы мы не напали на русских, они бы сами на нас напали. Это полная ерунда! В то время у нас была такая сильная армия, что русские не могли на нас напасть.

По окончании учебы я должен был надеть униформу. 30 марта 1944 года меня призвали в танковые войска. В одном маленьком городке в Шлезии в танковой резервной части номер 50 я проходил обучение на танкового ремонтника, электрика. Обучение шло прямо в ремонтном цеху. Когда я закончил обучение, то попал на формировку в Данию. Номера или названия этой части я не помню — это была сборная часть. Туда я попал из-за разногласий со старшим ефрейтором. Он был очень гордый, и я не мог найти с ним общий язык. Данию мы называли Шпек-фронт, Сальный фронт — там было спокойно и сытно. Там я прошел обучение на минометчика. За деревней, в которой мы жили, был хутор, в котором стоял пост. Меня и еще двоих послали туда дежурить. Мы решили, что втроем можно не стоять, и я пошел в дом. Потом ко мне присоединился второй товарищ, ему тоже было неохота стоять на посту. Пришла проверка, нас поймали и судили военным судом. В административном порядке приговорили к двум неделям штрафного взвода и четырем неделям на фронте. Не было бы счастья, да несчастье помогло: я не мог поехать на фронт, поскольку был болен — во время длинного марша стер палец на ноге, началось воспаление, и я не мог ходить. А мой товарищ поехал на фронт и оттуда не вернулся. Когда я выздоровел, то меня отправили в штрафной взвод. Там нас мучили и гоняли. Мы должны были целый день маршировать без какой-либо еды и питья от расположения части до бункера в лесу, который строили русские пленные. Помню, они нам дали кусок хлеба… В первый раз русских пленных я видел в 1943 году в Бреслау. Там строили картофельный склад, и я, как электрик, прокладывал проводку и устанавливал оборудование. Там пришел поезд с картошкой, и русские пленные его разгружали. Там я в первый раз услышал русскую речь. Как и немецким пленным в России, не всем русским пленным в Германии жилось плохо.

Две недели я пробыл в штрафном взводе и вернулся в часть. А вскоре, в феврале 1945 года, нашу часть послали на фронт в Померанию.