Федор Раззаков - Почему не гаснут советские «звёзды»

Михалковское правление в последние годы чем-то напоминало то, что происходило в советском кинематографе в конце 70-х. Тогда произошёл значительный отток зрителей из кинотеатров ввиду их усталости от сильно заидеологизированного кино. На этой почве либералы затеяли широкую дискуссию, предлагая сократить до минимума идеологическую начинку советских фильмов. Однако Госкино пошло иным путём: оно начало коммерциализацию кино, в то же время оставив в нём прежнюю идеологию, но уже облечённую в более современные формы. В итоге на свет родились такие коммерческо-патриотические хиты, как «Экипаж», «Пираты XX века», «Москва слезам не верит», «Одиночное плавание», «Рейс 222» и др.

Кстати, именно этот смелый шаг, который сильно напугал либералов (они вдруг поняли, что советское идеологическое кино может возродиться в новом качестве), стал одним из поводов к началу атаки на советских патриотов именно в 1986 году. Вот почему, придя к власти, либералы стали внедрять в массовое сознание лозунг: «Патриотизм — прибежище негодяев». С этого момента снимать патриотическое кино у нас стало немодно. Однако с приходом Михалкова и его команды к руководству СК была осуществлена попытка некоего продолжения советского эксперимента двадцатилетней давности: постановка коммерческо-патриотических картин. Только теперь за основу брался не советский патриотизм, а русский. В итоге на свет появились такие ленты, как «Слуга государев», «1612», «Александр. Невская битва» и ряд других. Впрочем, в это же время была предпринята и попытка совместить оба этих патриотизма (русский и советский) в «одном флаконе» — в фильме «Мы из будущего». Но это был единичный случай, который тогда же был перекрыт целой серией других картин — антисоветских («Адмирал», «Господа офицеры» и др.). Последнее неудивительно, учитывая, что русские националисты и монархисты всегда были апологетами не «красного», а «белого» движения.

Как и следовало ожидать, возвращение к эксперименту с коммерческо-патриотическим кино вызвало яростное неприятие со стороны всё тех же либерал-евреев. В их понимании проявление патриотизма допустимо у любого другого народа (особенно у израильского и американского), но только не у русского. Об этом почти сто лет назад верно написал писатель В. Розанов. Обращаясь к евреям, он заявил следующее: «Почему вы пристали к душе моей и пристали к душе каждого писателя, что он должен НЕНАВИДЕТЬ ГОСУДАРЯ? Пристали с тоской, как шакалы, воющие у двери. Не хочу я вас, не хочу я вас. Ни жидка Ольд'Ора, ни поэта Богораза. Я русский. Оставьте меня. Оставьте нас, русских, и не подкрадывайтесь к нам с шёпотом: „Вы же ОБРАЗОВАННЫЙ ЧЕЛОВЕК и писатель и должны ненавидеть это подлое правительство“».

Как известно, путинское правление завершилось в 2008 году. Новым президентом страны стал Дмитрий Медведев — вроде бы близкий соратник прежнего президента, но это определение верно лишь отчасти. На самом деле он также является фактическим ставленником тех сил, которых русские националисты потеснили в процессе своего возвращения во власть. Это оттеснение не могло понравиться ни самим оттесняемым, ни их единомышленникам на Западе, которые с воцарением Медведева задумали новый передел собственности в свою пользу. Вот почему сегодня в России вновь заговорили о возможном проведении «перестройки-2». Причём многое в этом процессе весьма схоже с тем, что было в годы её предшественницы — «перестройки-1».

Например, как и тогда, катализатором конфликта выступают кинематографисты из числа либерал-евреев. Именно они попытались на недавнем VII съезде СК России сместить с поста Н. Михалкова и посадить на его место Марлена Хуциева — представителя той самой плеяды советских режиссёров- перебежчиков. Он начал свою карьеру в кино как режиссёр пролетарского направления: на Одесской киностудии снял фильмы «Весна на Заречной улице» и «Два Фёдора». Однако в начале 60-х был приглашён в Москву (на студию им. Горького) и ушёл в кино рефлексирующее. Он снял картину «Застава Ильича», которая возмутила Хрущёва: он нашёл в ней клевету на советскую молодёжь. После этого скандала реноме Хуциева в либеральной среде стремительно подскочило, и он обратил на себя внимание духовного лидера либерал-евреев Михаила Ромма. В 1965 году Хуциев переходит под его крыло на «Мосфильм» и становится секретарём Союза кинематографистов СССР. Когда Ромм скончается, именно Хуциев доснимет его незаконченный документальный фильм «И всё-таки я верю». Название было символическим: Ромм верил в то, что идеи его движения рано или поздно будут востребованы страной. Так, собственно, и вышло в горбачёвскую перестройку, где Хуциев боролся на стороне либералов.

Не отрёкся он от своих прежних идей и сегодня, о чём наглядно говорит его недавнее признание: «Я считаю, что VII съезд сыграл для СК России примерно ту же роль, что знаменитый V съезд 1986 года — для СК СССР, который привёл к обновлению нашей организации, к усилению её роли в обществе и к тому, что она начала вести конструктивный диалог с властью и влиять на политику государства в области кинематографии…»

Большего цинизма, чем эти слова, трудно себе представить. Ведь именно с V съезда СК СССР, как уже говорилось выше, начался фактический развал как советского кинематографа, так и самого СССР. Если уважаемый М. Хуциев этого до сих пор не понял, то можно себе представить, какие перемены он готовит, сменив на посту Н. Михалкова.

События, которые сегодня происходят на кинематографическом фронте, ясно указывают, что союз русских националистов с либерал-евреями, заключённый два десятилетия назад исключительно по тактическим соображениям, на сегодня себя окончательно изжил. Это понимают обе стороны, в том числе и Михалков. Поэтому в своих последних интервью он не просто чётко обозначает своё отношение к противной стороне, он указывает на те фундаментальные различия, которые никогда не смогут примирить ни его лично, ни его единомышленников с оппонентами. Цитирую:

«Есть люди, которые хотят сменить вектор кино. Это очень важная вещь. Это значит, что эти люди хотят влиять на умы. Это значит, что, скажем, кино, которое разрушает человека, будет внедряться в сознание зрителей как то кино, которое надо смотреть. Я не против него. Я против того, чтобы из этого делали стратегическую платформу. Я имею в виду направление, когда в этом кино не существует любви. Не любви мужчины к женщине, а любви изначально. Один мудрый человек сказал: жестокая правда без любви есть ложь. Я за то, чтобы правда была. И пусть она будет жестокой. Но в ней должна быть любовь. Иначе это абсолютно не имеет никакого отношения ни к нашей культуре, ни к нашему искусству. Объединение людей на отрицании невозможно. Даже в великой войне мы победили не потому, что немцев ненавидели, а потому, что Родину любили. Непонимание этого может привести к непоправимому…»