Федор Раззаков - Почему не гаснут советские «звёзды»

Как видим, акценты у Михалкова расставлены чётко и убедительно. И в самом деле, за последние два десятка лет (с горбачёвской перестройки) в отечественном кино кардинально сменился вектор его развития: из него вытравили любовь, оставив одну голую жестокую правду. Да и та чаще всего заменяется чёрной мифологией, которую усиленно выдают за правду. И, заметим, делают это в основном деятели из противного Михалкову клана — всё те же либерал-евреи. Юлий Гусман снимает «Парк советского периода» (злобную сатиру на советскую действительность), Алексей Герман-младший «Бумажного солдата» (рефлексирующую тягомотину на тему советской космонавтики), Валерий Тодоровский «Стиляг» (антисоветский мюзикл), Павел Бардин «Россию-88» (страшилку про пресловутый «русский фашизм») и т.д. Думаете это случайность? В таких случаях обычно говорят: один или два раза, может, и случайность, а три — уже закономерность. Это и есть та самая стратегическая платформа, о которой предупреждает Михалков.

Конечно, не стоит идеализировать и последнего. Например, лично я не являюсь ни поклонником его политических воззрений (хотя и написал единственную на сегодняшний день в России его биографию), ни многих его киношных начинаний (о чём уже писал в своей статье «Мертвородящее кино»). Однако в деле выбора между двумя деятелями — Михалковым и Хуциевым, я всё-таки отдаю предпочтение первому. На мой взгляд, у советских патриотов (к коим я отношу себя и всех тех, кому близка советская власть) и русских националистов и монархистов есть общая платформа для объединения — корневая русская идея, которая может способствовать преодолению пусть не всех, но многих существующих между нами разногласий. С либералами-евреями это исключено. Нет, теоретически возможен союз и с ними, но мы должны отдавать себе отчёт, что он продлится ровно до того момента, пока их не перекупит кто-то более сильный и богатый, поскольку Россия для них — не родина, а всего лишь предмет торга. Печальная история советской власти это наглядно подтвердила. Поэтому никаких компромиссов с этими людьми быть не может, какие бы сладкие песни они нам ни пели.

Был период, когда Алла Пугачёва признавалась в том, что она не очень любит вспоминать своё прошлое, в том числе и советское. «Я в то время насмотрелась на всякие провинциальные гостиницы с тараканами, поэтому не хочу туда возвращаться», — примерно так это звучало в ряде её интервью. Скажем прямо, многие советские гостиницы и в самом деле не являли собой эталон сервиса. Однако самое парадоксальное заключается в том, что, не соприкоснись с ними когда-то певица, не было бы и такого явления, как Алла Пугачёва. Поскольку именно в советском искусстве берёт свои истоки всё самое лучшее, что присутствует в её творчестве. То есть её талант сформировался и выкристаллизовался в захудалых советских гостиницах с тараканами, а не в нынешних пятизвёздочных отелях с ковровыми дорожками на лестницах и роскошными люстрами на потолках. Ведь истинному таланту для огранки чаще бывает необходим грубый и непритязательный наждак, чем красивая и миниатюрная пилочка для ногтей.

Своё восхождение к славе Алла Пугачёва начала в самом конце 60-х, когда подвизалась работать в качестве певицы в концертных бригадах Училища циркового и эстрадного искусства. С этого момента и взяла старт её гастрольная деятельность — тот самый «тараканий период», о котором она теперь не любит вспоминать. Вместе с другими артистами из разных жанров (бардами, жонглёрами, поэтами) она колесила по советской глубинке и выступала во втором отделении, исполняя непритязательные песенки про любовь. Тогда она ещё не была той Пугачёвой, которую вскоре узнает вся страна, хотя в отдельных случаях зачатки будущего феномена уже проглядывали. Например, склонность к драматической песне у неё обнаружилась именно тогда.

Отметим, что подобный жанр был всегда востребован в русско-советской эстраде, где многие исполнители были не только хорошими певцами или певицами, но и драматическими артистами, старавшимися из каждой песни сделать своеобразный мини-спектакль. Эталоном в этом жанре в дореволюционной России была Иза Кремер, в СССР — Клавдия Шульженко, с которой брала свой пример и Алла Пугачёва. Её первый опыт на этом поприще случился летом 1966 года, когда в сборном концерте в саду «Эрмитаж» она исполнила песню «Я иду из кино», где речь шла о девочке, увидевшей в старой хронике отца, погибшего на войне. Песня была не спета, а именно сыграна, чего от 17-летней певицы практически никто не ожидал. Отсюда — настоящий обвал в зале, крики «бис» и «браво».

Именно синтез вокальных и драматических данных обратил на Пугачёву внимание кинематографистов. С конца 60-х её начинают приглашать в кино в качестве закадровой певицы. Причём начинает она свой путь с относительно лёгких песен в фильмах «Король-Олень» (1970), «Стоянка поезда — две минуты» (1972), пока не приходит к подлинным шедеврам песенного жанра — лирико-драматическим балладам на стихи М. Цветаевой и Б. Ахмадулиной в фильме Э. Рязанова «Ирония судьбы, или С лёгким паром!» (1976).

И вновь повторимся, шлифовка таланта певицы проходила на фоне гастролей по российской глубинке, где чаще всего она выступала на сценах скромных Домов культуры, а то и вовсе под открытым небом — где-нибудь в поле, когда сценой ей служил помост, наскоро сколоченный из досок. В этих непритязательных, по сути полевых, условиях артист не имел возможности обманывать своих слушателей — петь под фонограмму, поскольку, во-первых, не было тогда ещё такой моды — петь под «фанеру», во-вторых, это было обременительно чисто технически. Так что тяжёлые условия для кого-то, может быть, и обернулись трагедией (сколько хороших артистов, не выдержав, сошли с дистанции, так и не сумев раскрыться полностью), но Пугачёва от этого только приобрела — её наполовину мужской характер, выпестованный в дворовых баталиях на Крестьянской заставе, требовал именно такой грубой прозы жизни, чтобы, «читая» её, обретать необходимую творческую закалку.

Этот же характер помогал ей находить нужный контакт в тех музыкальных коллективах (а они были сплошь мужскими), где ей долгое время приходилось тянуть лямку всего лишь рабочей лошадки, а не полноправной хозяйки положения. Если посмотреть, в каких именно коллективах Пугачёва шлифовала свой талант в первой половине 70-х, то сразу станет понятно, как рос её профессиональный уровень и каким широким был музыкальный диапазон. Продолжая свою певческую карьеру в абсолютно никому не известных вокально-инструментальных ансамблях «Новый электрон» (Липецкая филармония) и «Москвичи» («Росконцерт»), она в 1972 году обращает на себя внимание мэтра советского джаза Олега Лундстрема и становится вокалисткой его оркестра. Но два года спустя, понимая, что элитарный джаз не сможет сделать её массово любимой, она покидает его и вливается в один из самых популярных в стране ВИА «Весёлые ребята». Выбор последнего оказался попаданием в «яблочко»: именно с ним к ней приходит первый оглушительный успех на фестивале «Золотой Орфей» в болгарском городе Слынчев Бряг в июне 1975 года. Причём с песней, которая точно легла на талант и харизму самой Пугачёвой и стала её «звёздным билетом» в мир большой эстрады и своего рода «маршрутным листом» Ведь первая строчка в «Арлекино» — «По острым иглам яркого огня…» — точно соответствовала тому, что сопутствовало Пугачёвой в её певческой карьере: к своей славе она шла по острым иглам, и чем острее они были, тем сильнее крепло в ней желание взбираться всё выше и выше, несмотря ни на что.