Юрий Сушко - Марина Влади, обаятельная «колдунья»

Высоцкий присвистнул: „Такие слова, Мишка, — да выбить бы золотом на мраморе на твоем доме в Нью-Йорке“. Поэт и мечтать не смел, что спустя какое-то время сам удостоится наивысших похвал от будущего нобелевского лауреата. Преподнося Высоцкому свой сборник „В Англии“, Бродский написал: „Лучшему поэту России, как внутри ее, так и вне“.

После смерти Владимира Марине показали слова Иосифа Бродского, ниспосланные вослед ушедшему: „Я думаю, что это был невероятно талантливый человек, невероятно одаренный, — совершенно замечательный стихотворец. Рифмы его абсолютно феноменальны“.

Марина делала все, чтобы Владимир увидел мир, но не глазами любопытствующего и праздного туриста, а глазами человека, который в предложенных обстоятельствах просто живет, работает, любит.

Полагая, что знает все закулисье шоу-бизнеса, Марина на свой страх и риск предпринимала робкие и в чем-то наивные попытки организовать его выступления перед французской публикой. Ее подводила слепая вера в то, что тот ошеломительный напор и колоссальное обаяние, которыми Высоцкий мгновенно завоевывал слушателей, не понимавших ни слова из того, что поет этот русский, откроют ему путь на любые эстрадные подмостки и к сердцам парижан. Пусть сегодня это будет небольшой зал L'Elysée Montmartre, но завтра — непременно Olympia! Дебютные выступления надежд не оправдали. Марина была донельзя огорчена, Высоцкий, без всякого труда собиравший многотысячные аудитории в любом городе Союза — от Ташкента до Калининграда, воспринял свои не вполне удавшиеся концерты провалом и даже оплеухой.

К выступлению на празднике газеты „L“ Humanité“ Марина попросила Мишель Кан подготовить подстрочник текстов, чтобы перед исполнением песен Володи читать их зрителям. Правда, прежде Мишель никогда не занималась поэтическим переводом, специализируясь в основном на переводах для французских коммунистов трудов товарища Л.И.Брежнева.

Читая подстрочное переложение „Охоты на волков“, „Натянутого каната“ и других песен, Марина чуть не плакала от досады и бессилия. Эти прозаические тексты больше напоминали казенные правила охотничьего клуба и инструкции по технике безопасности для цирковых артистов.

Но Мишель оправдывалась и уверяла, что зрители вообще не хотели слушать какого-то безвестного им певца, а потому проявили полное равнодушие к его выступлению. Влади утешала себя и других тем, что даже в советском посольстве в Париже далеко не все слушатели толком „воспринимали то, о чем пел Володя: для этого надо было чувствовать жизнь страны так, как чувствовал ее он…“.

Она переживала, ссылки на языковые проблемы уже не казались убедительными. Она же видела, говорил Анатолий Гладилин, насколько хорошо в Париже проходил Окуджава, настолько неудачно проходил Володя. Но почему? Да потому, объясняли друзья, что ты слишком уверена в своем знании всех составляющих успеха, поскольку сама являешься звездой. А ты была и есть, не обижайся, но лишь элементом громадного механизма целой индустрии под названием „шоу-бизнес“. Ты полагаешь, что слава и успех приходят сами собой? Напрасно.

Нужна целенаправленная, продуманная, тщательно выстроенная рекламная кампания. Имя должны запомнить, оно должно застрять в мозгах, люди должны захотеть его слушать и только потом уже купиться , поддавшись его обаянию и силе голоса… А ты даже не удосужилась анонсировать концерты хотя бы в эмигрантской „Русской мысли“. Об афишах тоже забыли… Дилетанты. Publicity, Public relations — это не искусство, это же целая наука! Ты, кстати, знаешь, кто ее создал? Сэм Блэк. Твой соотечественник, между прочим. Семен Черный из Одессы! Не смейся, его умные родители, удирая в начале века в Штаты, прихватили с собой смышленого мальчишку, который это все потом и придумал… Вот так-то, madame.

Вскоре на радио „Франс Мюзик“ давний знакомый Марины мсье Эруан организовал передачу с участием Владимира Высоцкого. Он появляется в телепрограмме на популярном канале TF1. Заметки с упоминанием Высоцкого начинают время от времени мелькать в известных французских изданиях — „Le Monde“, „Paris Match“, конечно же, коммунистической „L“ Humanité».

В Париже она знакомит Владимира со знаменитым английским режиссером Питером Бруком, [32] Брук Питер (1925) — английский режиссер театра и кино. Работал в США, Франции. Автор к/ф «Повелитель мух», «Марат/Сад», «Король Лир», «Вишневый сад», «Махабхарата» и др. который уже окончательно перебрался во Францию и возглавил театр «Буфф дю Нор». К ее немалому удивлению, уже через минуту у них обнаруживаются общие знакомые.

— Валентин Николаевич Плучек, кажется, ваш брат?

— Да, — Брук был несколько обескуражен такой осведомленностью. — Кузен. Наши отцы были родными братьями.

— Сегодня Валентин Николаевич — один из самых известных режиссеров Москвы, главный режиссер Театра сатиры.

— Да-да, я знаю, — говорит Брук.

— Я немножко работал с ним, писал песни для его спектакля «Последний парад».

— Так, может быть, вы и для моих артистов споете? — деликатно предложил Брук. — Я думаю, им будет интересно послушать своего московского коллегу.

— Что, прямо сейчас?

— Ну а почему бы и нет?

И все трое засмеялись — чисто одесским получился диалог!..

Актеры Брука снисходительно так смотрели, вспоминала Марина, думали: ну выйдет две-три песни. Володя взял гитару — и пел почти три часа…

Спасибо вам, Валентин Николаевич, за невольную протекцию.

…Маринка мечется между плитой, счетами и делами, с грустью видит Высоцкий и жалеет ее. У нее колоссальная почта. В основном все требуют денег: штрафы, налоги, страховки, благотворительная помощь, гонорары адвокатам… Тут же звонок из телекомпании, далее от фотографа — нужно делать снимки для журнала. После этого — парикмахерская, интервью и съемка. Вечером гости… И так — без конца и края, голова идет кругом.

Но главное, чем заняты все ее мысли, конечно, была проблема с записями будущих пластинок Высоцкого.

Надо отдать должное настойчивости Михаила Шемякина, который сумел убедить их в необходимости создания полного звукового собрания сочинений Владимира Семеновича Высоцкого. И показал, кстати, пример профессионального подхода к делу: специально приобрел самую лучшую на то время аппаратуру — два «Ревокса», оборудовал в своей мастерской студию и даже окончил курсы звукооператоров.