Тамара Катаева - Анти-Ахматова

Эдуард БАБАЕВ. Воспоминания. Стр. 10

«Один скульптор собирался было лепить меня, но потом не пожелал: «Неинтересно. Природа уже все сделала».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 33

Это так. А скульптор мог быть и говорить или никогда не существовать и не говорить, она, по обыкновению, могла это выдумать, но по сути это было так.

Единственное, что в ней не красиво особой ахматовской красотой, — руки, это не рука красавицы, здесь не прав скульптор, отказавшийся ее лепить, рука требовала доработки.

И я еще раз увидала, как неверно изображают ее руку портретисты: на самом деле никаких длинных костлявых пальцев (а жаль), детская ладонь, а пальцы стройные, но маленькие.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 184

Она пришла сама — нарядная и почти румяная. «Как вы хорошо выглядите!» — «Ну что вы! Просто вымылась горячей водой и напудрилась». Прочитала новые стихи — по-видимому, «Мои молодые руки».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 199

Анна Андреевна вскочила и накинула черный халат. (Он порван по шву, от подмышки до колена, но это ей, видимо, не мешает.)

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 33

Дневник 1914 год. 24 октября.

Сегодня возвращался из Петрограда с А. Ахматовой. В черном котиковом пальто с меховым воротником и манжетами, в черной бархатной шляпе — она странна и стройна, худая, бледная, бессмертная и мистическая. <���…> У нее длинное лицо с хорошо выраженным подбородком, губы тонкие и больные, и немного провалившиеся, как у старухи или покойницы; у нее сильно развитые скулы и особенный нос с горбом, словно сломанный, как у Микеланджело; серые глаза, быстрые, но недоумевающие, останавливающиеся с глупым ожиданием или вопросом, ее руки тонки и изящны, но ее фигура — фигура истерички; говорят, в молодости она могла сгибаться так, что голова приходилась между ног. <���…> Из-под шляпы выбивалась прядь черных волос; я ее слушал с восхищением, так как, взволнованная, она выкрикивала свои слова с интонациями, вызывающими страх и любопытство. Она умна, она прошла глубокую поэтическую культуру, она устойчива в своем миросозерцании, она великолепна. Но она невыносима в своем позерстве.

Н. ПУНИН. Дневники. Стр. 78

Опять бульон и курица на ночном столике АА, и она в чесучовом платье, под одеялом, с распущенными волосами и белой-белой грудью и руками.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 292

АА через 20 минут в черном жакете (и под ним черное платье), выходит.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 20

В столовой — вышла АА, распущенные волосы, черное шелковое платье…

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 206

17 июля.

Письмо Меркурьевой — Е. Я. Архипову.

Не могу написать ничего об Ахматовой — не было сил записывать каждое слово, каждое движенье. Теперь все слилось. Прекраснее нет на земле.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 3. Стр. 22

Из гусарской переписки любовников, бывшего и настоящего:

Попросту красивой ее нельзя назвать, но внешность ее настолько интересна, что с нее стоит сделать и леонардовский рисунок, и генсборовский портрет маслом…

Недоброво — Анрепу.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 1. Стр. 72

Высокая, стройная женщина. Брюнетка. Носик с горбинкой. В лице что-то нерусское. Глаза хотя голубовато-синие. В лице у нее что-то татарское. Все на нее заглядывались. По лицу, очень истасканному, несвежему, ей лет 26–27.

И. В. Евдокимов. Дневник.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 1. Стр. 66

Письмо В. А. Меркурьевой — К. Л. Архиповой.

Я видела ее одну минуту — и ослепла. Как расскажешь о ней? Высокая (не так высокая, как стройная) женщина-птица, руки легкие, в полете, глаза без цвета, так глубоки и темны светлые глаза, в черном длинном в обтяжку платье.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 2. Стр. 142

Ахматова гордилась своей горбинкой…

А. КУШНЕР. Здесь, на земле… Стр. 171

Она похожа на ростовскую икону XIV века: длинные руки и ноги, маленькие ладони и ступни, маленькая голова, большой живот, высокие широкие бедра, удлиненное тело.

Можно видеть это по-другому, но это не меняет сути.

О фамильном сходстве Ахматовой с братом.

Он на динозавра походил. Значит — огромное туловище, тело колоссальное, длинная шея и миниатюрная головка, маленькая такая.

М. Б. БЕРШТЕЙН в записи Дувакина. Стр. 140

Анна Андреевна совершила с Пильняком экзотическую поездку в открытой машине из Ленинграда в Москву. Где-то под Тверью с ними случилась небольшая авария, пришлось остановиться и чинить машину. <���…> Сбежались колхозники. И сама легковая машина, и костюм Пильняка обнаруживали в нем советского барина. Это вызывало вражду. Одна баба всю силу своего негодования обратила на Ахматову. «Это — дворянка, — угрожающе выкрикивала она. — Не видите что ли?»

Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 148

Все видно. Кстати, здоровье надо иметь большое — такое расстояние да еще немыслимая открытая машина.

У нее лично никогда не было денег, и она <���…> не очень-то любила одеваться или не могла одеваться — не знаю. Дома, например, она ходила в каком-то китайском или японском халате, и сзади был виден большой шов… ну, туфли уже стерты — в общем, она никак не была одета. Даже в те годы, когда еще особенно не одевались, она все равно была одета… видно было, что у нее нет денег и что это ее очень мало волнует.

Е. К. ГАЛЬПЕРИНА-ОСМЕРКИНА в записи Дувакина. Стр. 117

Но все равно было видно — «в чем было дело».

<���…> Те времена, когда одна ее внешность служила моделью для элегантных женщин артистической среды.

Э. ГЕРШТЕЙН. Тридцатые годы. Стр. 252

Для московского житья она захватила с собой ярко-красную пижаму Пунина, которая подчеркивала ее высокий рост и линейность фигуры. Но матиссовские волосы, ренуаровская челка, черные волосы делали ее похожей на японку. Впечатление, очевидно, неверное, особенно если вспомнить миниатюрность японок, но мы жили так серо, а облик Ахматовой был так необычен, что рождал какие-то неопределенные воспоминания и ложные ассоциации.

Э. ГЕРШТЕЙН. Тридцатые годы. Стр. 248

А Марлен Дитрих — я не знаю, решилась ли бы, додумалась ли бы до такого стильного наряда? Красная мужская пижама! Сто очков!

Это вам не ее современница Зинаида Гиппиус, «вся в белом»: о такой писать нечего — старомодно.

Лицо у нее было усталое, немолодое, землистого цвета, однако изящный и нежный рисунок рта, нос с горбинкой были прелестны. Улыбка ее не красила.

Э. ГЕРШТЕЙН. Тридцатые годы. Стр. 248

Всякий раз, когда я видел ее, слушал ее чтение или разговаривал с нею, я не мог оторваться от ее лица: глаза, губы, вся ее стройность были тоже символом поэзии.