Тамара Катаева - Анти-Ахматова

На Западе нас не понимают.

Есть от чего взбеситься или оледенеть. Впрочем, она собирается в Оксфорд. У самой двери: «Я из Франции получила приглашение. Вот уж непонятно, зачем могла я понадобиться французам».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 270

Опять требования «Пролога» из ФРГ. Что за напасть!

Анна АХМАТОВА. Т. 6. Стр. 330

Это дневник за 1965 год. Больших хлопот ей немцы не доставили — но погневаться притворно — почему бы нет!

«Оксфордцы вздумали выдвинуть меня на Нобелевскую премию. Спросили, разрешаю ли я. А я находилась в припадке негативизма, которым страдаю с детства. Я ответила: «Поэт — это человек, которому ничего нельзя дать, и у которого ничего нельзя отнять».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 243

Оксфордцы вздумали, им взбрендилось…

Поэту, может, ничего и нельзя дать. Но поэт может потребовать. Анна Андреевна была очень требовательна.

5 октября 1961.

Утром мне позвонила Анна Андреевна: «Я сегодня веселенькая, меня отставили от Стокгольма».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 525

Немножко слишком нервно, а так — можно и поверить.

Я спросила, встала ли она рано или совсем не спала. — «Совсем не спала».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 73

Не надо и спрашивать.

«Как я была тогда уверена, что ни одна моя строка не будет никогда напечатана, как эта уверенность удобно и вольно жила в моем сознании, не причиняя мне ни малейшего огорчения… Вот это жизнь, достойная порядочного человека!»

Н. ГОНЧАРОВА. «Фаты либелей » Анны Ахматовой. Стр. 51

ЭТО так, но она не была порядочным человеком.

«От огорчения, что «Вечер» появился, она (девочка) даже уехала в Италию, а сидя в трамвае, думала, глядя на соседей: «Какие они счастливые — у них не выходит книжка».

Анна Ахматова.

Н. ГОНЧАРОВА. «Фаты либелей» Анны Ахматовой. Стр. 217

«Так хочется умереть!.. Когда подумаю об этом, такой веселой делаюсь!»

П. H. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 72

«Вы должны знать — ведь я говорила, что так будет! У меня ничего не болит, вы видите, я могу ходить, температура не повышается… Как будто все хорошо — а вместе с этим я так ясно чувствую, как смерть ложится сюда » и пальцами коснулась своих волос и лба.

П.H ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 109

Семестр, который она проучилась на юридическом факультете высших женских курсов в Киеве, дал ей знания по истории права, отзывавшиеся в ее беседах неожиданным заявлениям вроде «я как юрист утверждаю…»

Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 171

«Я маму просила не делать три вещи: «Не говори, что мне 15 лет, что я лунатичка и что я пишу стихи»… Мама все-таки всегда говорила».

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 58

«Не говори» — ее обычный прием.

Почему-то ее считали «лунатичкой», и она не очень импонировала «добродетельным» обывательницам.

В. СРЕЗНЕВСКАЯ. Дафнис и Хлоя. Стр. 6

Это пишется под диктовку Ахматовой.

В юности она страдала лунатизмом в полном его выражении. Однажды ночью ее нашли в бессознательном состоянии лежащей на полу в церкви.

Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 470

Надо полагать, Эмма Григорьевна при сем не присутствовала: это Анна Андреевна придумывает о себе. На полу, да в церкви!

Убежденно говорила о себе: «Я черная». Никогда не обращала внимание на одного, безумно ее любившего. Однажды, встретившись с ним, спросила: «Как ваше здоровье?». И вдруг с ним случилось что-то необычайное. Она спросила его о причине такого замешательства. Он тихо, печально ответил: «Я так не привык, что Вы меня замечаете!». АА — мне: «Ведь вы подумайте, какой это ужас? Вы видите, какая я?»

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 43

1.01.25.

«Я не люблю своего почерка. Очень не люблю. Я собирала все, что было у моих подруг написанного мной — и уничтожала. Когда я в Царском Селе искала на чердаке в груде бумаг письма Блока, я, если находила что-нибудь написанное мной, уничтожала. Не читая — все… Яростно уничтожала».

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 23

Какая бессмысленная и неправдоподобная красивость!

Н. Н. Пунин дал утром АА письмо. АА читала его несколько раз. Когда я ей заметил это, она дала его мне: «Прочтите». Я прочел. Смысл его — «я без тебя не могу работать». Выражение: «Ты самая страшная из звезд».

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 104

За это выражение и дала прочесть.

О седьмой симфонии Шостаковича:

Раневская сказала о симфонии: «так страшно, точно ваша поэма… несколько человек так говорили».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 465

Просто нельзя было остановить — все говорили и говорили. Раневская все знает, что ей надо услышать.

1965 год.

Tel из Ташкента (Т<���оля>), там лето и моя страшная тень (профиль).

Анна АХМАТОВА. Т. 6. Стр. 329

В тени ничего страшного не было — в доме хороших знакомых хозяин обрисовал ее характерную тень на стенке. В тут же сочиненном стихотворении она, правда, назвала его — «кто-то», свой профиль — «не женским, не мужским, но полным тайны». Это уж как всегда.

Эвакуацию же в Ташкенте при этом случае она поминает весомо — не все же догадываются, что это были за времена. А «Дневники» будут читать в веках — нужны цитаты.

Там я оставила войну, хотя и победоносную, но все равно кровавую. Там родина «Пролога», от кот<���орого> нет спасения.

Анна АХМАТОВА. Т. 6. Стр. 329

«Мои стихи губят людей. Мои письма губят. И что за судьба моя! Ни у кого такой нет».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 569

Корабль из Дувра приходит к лондонскому причалу. Анна Андреевна, тяжело опершись на плечо своей молодой спутницы, спрашивает: «Почему я не умерла, когда была маленькой?»

Владимир РЕЦЕПТЕР. «Это для тебя на всю жизнь…» Стр. 659

Очевидно, чтобы пережить этот момент Славы.

Корнею Чуковскому точно такое же звание вручали здесь же, в Оксфорде, на три года раньше. Он съездил — без большого удовольствия, правда — 80 лет все-таки, но с интересом: был восторженно встречен, говорил по-английски, многое и многих увидел — и безо всяких «зачем я не умер маленьким».

А вот что она пишет о себе в семьдесят лет. Вчитайтесь в красоту каждого слова.

«Когда в 1910 люди встречали двадцатилетнюю жену И. Гумилева, бледную, темноволосую, очень стройную, с красивыми руками и бурбонским профилем, то едва ли приходило в голову, что у этого существа за плечами уже очень большая и страшная жизнь, что стихи 10–11 годов не начало, а продолжение».