Тамара Катаева - Анти-Ахматова

«Как вы думаете, что скажет папа, когда узнает о моем решении? Если он будет против моего брака, я убегу и тайно обвенчаюсь с Nicolas. Уважать отца я не могу, никогда его не любила, с какой же стати буду его слушаться. Я стала зла, капризна, невыносима. О, Сережа… Если я буду жить в будущем году в Петербурге, вы будете у меня бывать, да? Не оставляйте меня, я себя ненавижу, презираю. Скорее бы кончить гимназию. Здесь душно! Я сплю 4 часа в сутки вот уже 5-й месяц».

Аманда ХЕЙТ. Анна Ахматова. Стр. 323

«Я увидела страшной северную Францию из окон вагона. И я подумала: «Такое небо должно быть над генеральным сражением» (день, конечно, оказался годовщиной Ватерлоо, о чем мне сказали в Париже)».

Аманда ХЕЙТ. Aннa Ахматова. Стр. 350

Слово «страшный» — ключевое. Так она пишет, став постарше — это шестидесятые годы.

«Это Вам почему-то пришло в голову показать мне сквозь беспощадное солнечное сияние страшный фон моей жизни и моих стихов».

Аманда ХЕЙТ. Aннa Ахматова. Стр. 247

Зимой 1915—16 гг. приезжал В. Иванов в Петербург. На собрании Ревнителей художественного слова в «Аполлоне» встретился с Николаем Степановичем и с АА. АА была в трауре. А Вячеслав Иванов, решив, по-видимому, что АА так оделась из «манерности», спросил ее, почему у нее такое платье? АА ответила: «Я в трауре. У меня умер отец…» В. Иванов сконфужен был и отошел в сторону.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 52

Хорошо она его отбрила, можно запомнить на лет 10–12. А почему он, кстати, подозревал ее в манерности?

«Как легко и свободно я сказала трем парням, которые приехали ко мне за стихами: «Все равно не напечатаете». Вот это жизнь, достойная порядочного человека! А теперь… Тогда я дала им совсем новый «Летний сонет» и еще что-то. Значит, скоро 10 лет, как я снова печатаюсь. Ну и путы же это…»

Аманда ХЕЙТ. Анна Ахматова. Стр. 245

Она метит все географические и топографические объекты, которые имели несчастье попасться ей на жизненном пути — несчастье, потому что метку получали несуразную: бессмысленную, ни метафорически, ни метафизически не связанную с объектом. Принцип один — чтобы было сказано красиво. «Все места, где я жила, уничтожены» — не уничтожено ни одно; «Все дощато, гнуто» — на месте каменных карьеров; полуграмотное описание Венеции, парижской зимы — и т. д. до бесконечности. Все, что она ни говорит о жизни и местах этой жизни, — сказано для того, чтобы сказать красиво.

Черное море любит больше Средиземного (Ривьера).

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 230

В Италии была 20 дней. Средиземное море видела неделю — в Генуе.

АА подарила мне свою фотографию и надписала: «Non dolet, 9 февраля 1926» (Не больно).

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 36

Интересничанье уже совсем перешло в пошлость. Ну не больно, так и не больно. Надписывает так свою фотографию — «Не больно», а ведь 38 лет уже. Она ничем не отличается от себя шестнадцатилетней и ничем — от семидесятилетней.

1914 год.

Я стояла на эстраде и с кем-то разговаривала. Несколько человек из залы стали просить меня почитать стихи. Не меняя позы, я что-то прочла. Подошел Осип: «Как вы стояли, как читали», и еще что-то про шаль.

Анна Ахматова.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 1. Стр. 67

Ну прямо как будто она стихотворения Мандельштама не знает. Или уже забыла, что там что-то про шаль тоже было… так все переплелось…

Несмотря на то что есть писаное посвящение, Ахматова боится что подумают, что это — поэтические фантазии Мандельштама. Что она в самом деле не была так равнодушна, не смотрела вполоборота и пр.

За границей Ахматову «носят на руках». Вот что известно с ее слов:

В номере отеля очень много цветов. Анна Андреевна говорит Ане: «Да вынеси ты хоть половину!»…

Владимир РЕЦЕПТЕР. «Это для тебя на всю жизнь…» Стр. 660

Зачем это надо записывать? Что цветов много — ну, может быть, и много, но не настолько же, чтобы прилюдно, изнемогая, требовать выносить?

Блок: «Ахматова пишет стихи так, как будто на нее смотрит мужчина, а надо писать так, как будто на поэта смотрит Бог».

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 80

К сожалению, дело обстоит еще хуже — Ахматова пишет даже не перед мужчиной, а перед женщиной. Другой женщиной — соседкой, женой знакомого, знакомой актрисой. Мирок сузился настолько, что ей даже не нужно удивлять, пленять, прельщать, а надо только уесть, щелкнуть по носу, вызвать зависть.

А.А. — Блоку.

6 или 7 января 1914 года.

«За стихи я вам глубоко и навсегда благодарна. Я им ужасно радуюсь, а это удается мне реже всего в жизни».

Аманда ХЕЙТ. Анна Ахматова. Стр. 336

Ну прямо ужасно радуется. А это — радоваться, ну как можно — удается ей реже всего в жизни…

A propos:

АА разбирала книги в столовой на полу. Попалась книга Блока с его надписью: «А. А. Гумилевой» (1913).

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 1. Стр. 76

Не более того.

«Шилейко мне говорил: «От вас пахнет пивом». Я отвечала: «Я пила только шампанское». — «Тогда пейте пиво, и от вас будет пахнуть шампанским…»

Михаил АРДОВ. Возвращение на Ордынку. Стр. 47

Она точно так же интересничает, и в стихах, казалось бы, это намного заметнее, чем в жизни, но тут получается так: кто мог бы заметить — не читает Ахматову, а кто в восторге от «Мальчик сказал мне: “Как это больно”» — тому хоть кол на голове теши.

Но Ахматову интересуют не только «знаменитые современники». В разных местах ее книги фигурирует какой-то «мальчик».

Мальчик сказал мне: «как это больно»!

И мальчика очень жаль… — сообщает она наивным тоном институтки, и еще то, что этот мальчик «жадно и жарко» «гладит» ее холодные руки.

Д. ТАЛЬНИКОВ. Анна Ахматова. Четки. Стр. 108

А через страницу Ахматова уже хоронит «веселого мальчика» и просит прощения за то, что «принесла» ему смерть.

Я думала: томно-порочных

Нельзя, как невест, любить.

«Томно-порочная» — вот он, эффект этих демонических женщин. Своими именами они не желают называть вещи, им подавай плащи. «Томно-порочная». Одно время такая любовь была в самом ходу, как «модерн» у приказчиков от литературы, теперь это немного запоздало… Хотя, впрочем, как знать? «Томно-порочная» всегда ведь будет существовать.

Д. ТАЛЬНИКОВ. Анна Ахматова. Четки. Стр. 108–109

Это рецензия на самые ранние стихи, но такие голоса потонули в визгах «фельдшериц и учительниц», а потом, когда она обвешает малознакомого человека «венчальными свечами» и «ты не станешь мне милым мужем» — то в игру уже вступит до половины возведенное «Величие» и в такой исступленный геополитический роман будет полагаться безоговорочно верить — неприлично станет не верить. Рассерженных рецензентов не найдется.