Тамара Катаева - Анти-Ахматова

А не позвать ли «педерастов»? Вот:

Маяковский любил Кузмина и любил его самого. Он был блестящий собеседник, нам казалось, что характером он похож на Пушкина.

Лиля Брик — беседа с Романом Якобсоном.

Василий КАТАНЯН. Прикосновение к идолам. Стр. 131

Настойчивое гомофобство Анны Ахматовой напоминает антисемитизм. Как будто сказал: «педераст» — и о человеке все стало понятно. Кто был «своим» для Пруста? Кое-где за такие взгляды и не подадут руки. А уж поэту и вовсе пристало иметь более гуманистичные взгляды.

«Педераст» Оден был любимым поэтом Иосифа Бродского, но, как бы Ахматова к нему ни относилась, если бы знала его, Бродскому она такие дремучие взгляды не рискнула бы излагать.

Кузмин — жертва культуртрегерского заговора Анны Ахматовой. Он был ею оболган, обокраден, за это она его поносила, как могла.

Она ненавидела Бунина. Слово Бунин при ней нельзя было говорить. И когда я, забыв однажды, при ней процитировал: «Хорошо бы собаку купить» — ей-богу, это могло кончиться ссорой.

Д. Почему так?

В. Он очень ее обидел, по-моему, но она уверяла, что он скверный поэт и пошляк.

М. Д. ВОЛЬПИН в записи Дувакина. Стр. 269

Тут уж и к гадалке ходить не надо — тут ведь еще и «нобелевка»!

Она ругает Брюсова, Блока… да почти всех.

Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 170

А.А. видела блоковский сборник, изданный в Тарту. Смеясь, сказала, что Блок был очень злой и угрюмый человек, без тени «благоволения», а его стараются изобразить каким-то «Христосиком».

Ю. Г. ОКСМАН. Из дневника, которого я не веду. Стр. 645

Анна Андреевна с большим интересом рассматривала записные книжки, рукописи Маяковского. Ее поразило «сколько все же осталось у Маяковского сбереженного». «Я никогда не относилась к своему архиву так любовно, как Блок. Куда-то все расходилось, кто-то брал, но кое-что есть».

Н. В. РЕФОРМАТСКАЯ. С Ахматовой в музее Маяковского. Стр. 544

Найдем возражения по всему списку заслуг.

1. Блок не к архиву относился с любовью, а к жизни. Он привык к другому быту. Он не ходил в разорванном платье, не ел среди огрызков и окурков, сохранял свой архив.

2. Маяковскому сберегла архив Лиля Брик: все до разорванных листков собрала.

3. Ну а свой архив Ахматова не «раздавала». Продавала. Навязывала на хранение — тем, кому его хранить было гораздо более опасно, чем ей. В конце жизни она очень заботилась — кому подписать? «Золото», «нищая старуха», «взять Моди»…

Разговаривать с нею о литературе и о чем угодно всегда было интересно и приятно, но как-то невольно она направляла беседу к темам, касающимся ее лично — ее поэзии или ее жизни.

Несколько иной характер носило ее слегка ревнивое, в чем-то похожее на соперничество отношение к тем наиболее выдающимся современным русским поэтам, с которыми обычно ее сопоставляли.

Д. МАКСИМОВ. Об Анне Ахматовой, какой помню. Стр. 120

Подошла старость — не мудрая и не благословенная. Ее третья слава (вторая была в войну), а с нею и новые тяжелые испытания — слава молодых.

«Кто вам нравится из современных поэтов?» — «Я не буду называть имен. Это не значит, что у меня нет любимых и нелюбимых поэтов, но в конце концов оценки всегда очень субъективны».

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 269

Интервьюеру и хотелось узнать ее субъективную оценку. Какой скучный диалог, бессодержательный. Но, правда, можно и настоящий, трагический смысл ее высказывания разгадать: любимые поэты — никто, нелюбимые — все.

Интересную я забыл деталь, но она важна. Когда она мне очень пренебрежительно говорила о Евтушенке, очень пренебрежительно об Ахмадулиной, я еще посмеялся и говорю: «Вы просто ревнуете, потому что — АХМА, да молодая, да хорошенькая!».

М. Д. ВОЛЬПИН в записи Дувакина. Стр. 278

Она рассказывала мне, что Ахмадулина была у нее три раза, желая почитать ей свои стихи, но все неудачно: каждый раз у Анны Андреевны начинался приступ стенокардии.

Наталья РОСКИНА. Как будто прощаюсь снова. Стр. 537

Три раза — это слишком. Или приступы были, выражаясь жеманно, «дипломатическими» — такое ей трудно перенести — «молодая, хорошенькая», — или все-таки была не три раза, а меньше, просто «три» произносится значительнее.

О стихах Ахмадулиной:

«Полное разочарование. Полный провал. Стихи пахнут хорошим кофе — было бы гораздо лучше, если бы они пахли пивнухой».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 496

А почему лучше? Что это за правило такое? Из этой серии есть еще одно — что писать, мол, надо на каких-то «клочках». Как только хотят сказать о «настоящем» писателе — так сразу: он писал на клочках, на салфетках… А «Война и мир» была написана на больших пронумерованных листах. А Пруст значение сорту бумаги придавал, и названию магазина… Да и Блок, наверное, с работой организовался хорошо… О пивнухах — писал. Правда, к счастью, пахли эти стихи не пивнухой.

С напряженным и даже несколько ревнивым интересом следила она за успехом некоторых бурно входящих в моду молодых поэтов, считая явления подобного рода преходящими и временными и абсолютно противопоказанными истинной поэзии. «Все это было, все это уже было, я сама видела, я отлично помню. Были знаменитые писатели, модные, известные, богатые… У них были красивые жены и роскошные дачи… И все это, казалось, навечно… А теперь и имени их никто не помнит… Нет, нет, поверьте мне, — взволнованно повторяла она, я-то знаю, я-то помню. <���…> Сегодня в Ленинграде и в Москве истинные любители поэзии и думать о них забыли, их интересует совсем другое… Уверяю вас!»

Маргарита АЛИГЕР. В последний раз. Стр. 364

Расправляется с молодыми методами физического и административного воздействия.

«Я была после первого инфаркта и из всего изобилия на столе могла есть только лук, а пить только «Боржоми». Слева от меня был мальчик Андрюша, архитектор, обожавший мастера (Пастернака), а справа еще один молодой человек. Когда я съела весь лук со стола и выпила весь «Боржоми», я поднялась. А мальчики, которые после третьей рюмки шатались, как тростник под ветром, взялись меня провожать. Уже на лестнице не они меня, а я их держала. Впереди была Ордынка, и поодаль — милиционер. Ну, думаю, спросит у меня документы. Ага. Ахматова. С пьяными мальчиками. «Чему она может научить нашу молодежь?» — вспомнились слова из известного доклада. Но в этот момент у меня нашелся спаситель. Чья-то сильная рука отшвырнула мальчишек так, что они покатились на тротуар и остались лежать там до Страшного суда. А спаситель проводил меня до дому, любезно и остроумно беседуя. Это был Святослав Рихтер».