Федор Раззаков - Дин Рид: трагедия красного ковбоя

Продолжились гастроли концертами 14–18 сентябряв Новосибирске. В этом городе Дин был впервые, однако публика принимала его так, как будто они были знакомы много лет. Даже маленькие дети несли ему на сцену цветы, а поклонницы толпами караулили его у выхода из концертного зала. Журналистка М. Рубина в газете «Советская Сибирь» так описывала начало концертов Дина: «Сначала играет эстрадный оркестр, потом за кулисами возникает песня, и лишь затем на сцене появляется сам певец. Легкий, стройный, с копной густых волос, в экзотическом желтом костюме, он, точно солнечный луч, приносит в зал тепло – улыбкой, звонким молодым голосом…»

Дин давал свои концерты в большом зале новосибирского Театра оперы и балета. Специально для Дина в нем было сделано новшество: через оркестровую яму был перекинут помост, чтобы певец мог не только ходить по нему, но и спускаться вниз, в зал, и петь свои шлягеры вплотную перед зрителями. А иногда и вместе с ними, как это было во время исполнения песни «Пусть всегда будет солнце!». Вообще свой концерт Дин построил на чередовании ритмичных песен и медленных. Так, первое отделение Дин начинал с одной из самых своих любимых песен, которая была также хорошо известна советским слушателям – «Элизабет» (ее премьера состоялась еще в новогоднем «Голубом огоньке» 1 января 1967 года). Затем Дин исполнял еще одну свою любимую песню, которая появилась в его репертуаре буквально накануне этих гастролей, – лирический шлягер Шарля Азнавура и Крэтцмера «Вчера, когда я был молодым». Причем с этой песней случилась поразительная вещь: в устах Дина она звучала гораздо интереснее, душевнее, чем в интерпретации ее автора, Шарля Азнавура. В результате это приведет к тому, что именно эта песня станет визитной карточкой Дина Рида на долгие годы.

Второе отделение состояло в основном из песен так называемого гражданского содержания. И сценический наряд Дина уже выглядел иначе: вместо экстравагантных и ярких костюмов он облачался в рубашку апаш и полосатые спортивного типа брюки. И пел «То, что я видел» (о бедняках), «Мы сказали: „Хватит!“ (о борьбе за мир), „Венсеремос“ (песня чилийских коммунистов) и т. д. Последние четыре песни Дин пел, аккомпанируя себе на гитаре: „Белла, чао“ (песня итальянских партизан), „Сельский паренек“ (кантри-песня, рожденная в родных местах Дина в Колорадо), „Джерико“ (негритянская песня) и „Пусть всегда будет солнце!“.

После Новосибирска Дин дал несколько концертов во Владивостоке. И 21 сентябрявернулся в Москву, чтобы концертами в столице завершить свое турне. Здесь ему должны были аккомпанировать музыканты, которых он хорошо знал – оркестр Театра эстрады под управлением Олега Шимановского, с которым Дин уже выступал во время гастролей в 1966 году. Поэтому, когда он пришел на первую репетицию, первое, что сделал, крепко обнял каждого из музыкантов. И только после этого началась репетиция. Дин скинул свой полосатый пиджак и встал перед оркестром. Репетировал он импульсивно, темпераментно. Он то громко выкрикивал слова, то произносил их чуть тише, а иной раз и вовсе бормотал их себе под нос. Потом просил начать песню снова и в новом варианте уже пел все произведение до конца, четко выговаривая каждое слово. Так ему было легче приноровиться к ритму. Поминутно Дин делал пометки карандашом в нотах, пританцовывал в такт музыке. Так длилось в течение нескольких часов. На следующий день все повторилось сначала.

Но объявленные на 25–26 сентябряконцерты пришлось переносить. Дело в том, что накануне первого выступления Дин внезапно почувствовал недомогание, которое явилось следствием его напряженного гастрольного графика. В итоге два концерта в самом вместительном столичном зале – во Дворце спорта в Лужниках, где вмещалось более 14 тысяч зрителей (с местами в партере), Дин дал чуть позже – 29–30 сентября. Зал был набит битком, причем публика была разная: в партере сидела элита в лице известных политиков, общественных деятелей, дипломатов, артистов, а на трибунах восседал простой люд. Были и друзья Дина, включая все семейство Купцовых.

Одна из очевидцев тех концертов – Флора Бурова – вспоминает: «Осенью 1971 года я, счастливая обладательница билета на концерт Дина Рида, направлялась к концертному залу. Американский певец, борец за мир, был уже хорошо известен в нашей стране, а молодежь разделилась на поклонников Рафаэля и поклонников Дина Рида.

Неожиданно я увидела его самого. Улыбаясь, он подошел почему-то ко мне и сказал по-русски: «Здравствуйте. Как дела?» Обалдевшая, я пролепетала, что иду, мол, на его концерт. Дин очень обрадовался. И я решила, что он меня с кем-то спутал. Но очень скоро мы встретились у Екатерины Васильевны Шевелевой – журналистки, поэта и его «русской мамы», как певец называл ее. Увидев меня, Дин засмеялся и сказал: «Ну вот, я же не случайно с тобой познакомился». Он много рассказывал, пел, шутил, а Екатерина Васильевна, сдерживая улыбку, сердилась: «Дин, да ешь ты в конце-то концов! Хватит болтать!» И – несколько кусочков осетрины ему на тарелку. Дин аж подскочил: «Нет! Только не рыбу!»

В эти же дни с тем же оркестром Олега Шимановского и вокальным квартетом «Улыбка» Дин записал свой первый в Советском Союзе «живой» диск-гигант на студии грамзаписи «Мелодия». Предыдущий советский «лонг-плэй» Дина был полностью скомпонован из его архивных записей. И вот теперь дошла очередь до «живой» записи. Для «Мелодии» это было самым удобным способом: поскольку специальных денежных средств для вызова зарубежных музыкантов на записи у студии не было, она использовала именно гастрольное время.

Запись проходила в студии на улице Станкевича и оставила у всех присутствующих неизгладимое впечатление. К удивлению многих студийцев, Дин оказался настолько профессиональным музыкантом, что большинство песен записал с первого же дубля. И это при том, что чувствовал он себя в тот день не слишком хорошо. Однако он делал все возможное, чтобы присутствующие даже не догадывались о его плохом самочувствии. Дин держался очень непринужденно, был раскован и абсолютно не «звездил». Для работников «Мелодии» это было открытием, поскольку на их памяти были примеры, когда некоторые советские артисты вели себя на записи как напыщенные фанфароны. А тут артист из Америки, знаменитый Дин Рид держал себя так, как будто не он звезда, а они, работники студии.

В тот день были записаны два десятка песен, из которых в диск будут включены тринадцать: «Мы – революционеры» (Дин Рид – испанский текст О. Гелдереса), «То, что я видел» (Дин Рид), «Пусть всегда будет солнце!» (А. Островский – Л. Ошанин), «Гуантанамера» (Хосе Марти), «Мы победим» (Пит Сигер), «Мы идем и поем» (Бардоти, Энрико, Вандре), «Аллилуйя» (народная мелодия – слова Дина Рида), «Элоиза» (Риан), «Я всегда все делал по-своему» (Пол Анка), «Сопротивление любви» (Голдсборо), «Нежно и тихо» (Калабресе), «Мутная Миссисипи» (Голдсборо), «Вчера, когда я был молодым» (Шарль Азнавур – Крэтцмер), «Это не дождь» (Панцери). Когда запись была готова, Дин поинтересовался планами выхода этого диска. Работники «Мелодии» сообщили ему, что пластинка планируется к выпуску на начало следующего года в двух вариантах: сначала выйдет миньон с четырьмя песнями, а следом уже и весь «гигант».