Федор Раззаков - Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика

Совсем иной образ рисует Райкин в другом моноспектакле – «История одной любви». Эту сценку можно отнести к разряду лирико-печальных («смех сквозь слезы»). И вновь обратимся к словам Е. Уваровой:

«Этот моноспектакль не укладывается ни в какую типологию комических форм искусства. Четыре времени года – весна, лето, осень, зима – соответствовали четырем периодам жизни человека: юности, молодости, зрелости, старости. В соответствии с временем года менялась музыка (композитор Г. Портнов) и окраска ветки, укрепленной на заднике. За короткие минуты перед зрителями проходила жизнь человека, упорно гнавшегося за счастьем. Оно представлялось ему в твердом общественном положении, зажиточности, личном спокойствии и независимости. Человек добился всего этого, но остался бесконечно одиноким.

В отличие от прежних моноспектаклей «Человек остался один», «Лестница славы», где герой разговаривал либо через дверь с невидимыми гостями, либо по телефону со столь же невидимым другом, в «Истории одной любви» было несколько действующих лиц: Таня, Танюша, она же баба Таня, Леночка, Вовка. Райкин играл так, что зрители как бы видели их. Он встречался с ними, разговаривал, по-своему к каждому относился. Перевоплощение артиста из мальчишки в старика происходило без помощи грима. Поражало его умение воссоздать обстановку, не прибегая к декорации и бутафории, точность и выразительность жеста, пластики. «Вот он открыл окно, нажал кнопку звонка, повесил пальто на вешалку. А когда герой снимает со стены гитару и начинает играть на ней, зритель забывает, что гитары нет», – писал В. Сухаревич.

Впрочем, некоторые упрекали артиста в том, что ему не удалось создать целостный, вызывающий симпатии образ из-за противоречивости литературного материала. Но как раз эта «противоречивость», отсутствие однозначности и сделали «Историю одной любви» художественным шедевром, в котором доведенная до совершенства техника служила главному – передаче глубоко драматической личной темы артиста. Осуждая суетность, эгоизм, равнодушие своего персонажа, Райкин сожалел о напрасно прожитой жизни, сожалел о человеке, который остался одиноким, никому не нужным. Некоторый налет сентиментальности, окрасивший этот образ, придавал ему теплоту и человечность…»

Тем временем начиналось новое десятилетие – 60-е. Вот уже несколько лет на дворе стояла хрущевская «оттепель», которую державники называли то «слякотью», то «сквозняком» – во время нее действительно чего только не «надувало» как в политике, так и в культуре. Хрущева бросало из одной стороны в другую, его буквально раздирал зуд реформизма всего и вся. Он упразднял одни ведомства и создавал другие, брался за одну сложную проблему, не успев разделаться с другой. Естественно, что в этом бурлящем котле перемен темы для сатирических миниатюр рождались одна за другой – только успевай их фиксировать. Правда, критиковать можно было далеко не все, однако и того, что было разрешено бичевать, хватало с лихвой. Причем лучше всего это получалось у молодежи, которая в те годы, что называется, с цепи сорвалась – рвалась в бой, мечтая переустроить общество собственными руками. Райкин все это видел, поэтому все больше внимания обращал на молодых авторов. Так, в начале 1960 года ему на глаза попался Михаил Жванецкий – весьма талантливый еврей из Одессы.

Жванецкий во второй половине 50-х закончил Институт инженеров Морского флота и работал в Одесском порту. Однако еще в студенческие годы он подвизался актерствовать и писать миниатюры в студенческой самодеятельности, в институтском театре миниатюр «Парнас-2», который гремел на всю Одессу (там же играл и его однокашник – Виктор Ильченко, который вскоре станет знаменит на всю страну, создав дуэт с Романом Карцевым). Вспоминает М. Жванецкий:

«…Вместе с Виктором Ильченко (я был на четвертом, он на первом курсе) мы стали писать для нашего студенческого театра нечто вроде капустников. Когда мы закончили институт, наш театр не только не развалился, а, напротив, укрепился и получил название «Парнас-2». Авторами были Ильченко, Жванецкий и Кофф. Нашей мечтой и кумиром, конечно же, был Райкин. Мы постоянно слушали его по радио. Я работал в порту по портальным кранам и находился наверху, а Ильченко по автопогрузчикам, он был внизу. И вот ночью, в смене по радиоточкам мы непрерывно слушали Райкина: «На сон грядущий», «Любовь и три апельсина» – последние программы театра.

В 1960 году наш театр поехал в Ленинград «по обмену» с ленинградским студенческим коллективом. И не помню, кажется, вдвоем с Ильченко пошли в дирекцию ленинградского Театра миниатюр. Как ни странно, в коридоре увидели живого Райкина. Для нас это была сказочная ситуация – мы хотели показать свой спектакль и совершенно не знали, с кем поговорить. И вот встретили Райкина, красивого, стройного.

Он подошел и в ответ на нашу просьбу предложил показать спектакль на сцене сразу после окончания спектакля Театра миниатюр.

«У вас много декораций?» – «Да нет». – «Ну вот, вы поставите свои декорации, а мы, все артисты, сядем в зрительном зале».

Была зима, время студенческих каникул. Мы пришли, принесли в руках свои декорации – две деревянные «занавесочки». Стояли за кулисами, слышали эти бесконечные крики, смех, аплодисменты – Райкин играл спектакль «От двух до пятидесяти». Там было много смешных вещей. Я думаю, лучшими, самыми смешными авторами были Поляков, Гинряры. У Хазина были прекрасные вещи, наиболее мудрые, но по количеству смеха, юмора лидировали Поляков и Гинряры.

И вот мы вышли на сцену, еще горячую от аплодисментов, от запаха, от света. Сначала в зале была настороженная тишина, потом пошел смех, мы приободрились. Когда закончили, нас попросили сойти в зал. Тут Аркадий Исаакович познакомился со мной, с Ильченко, предложил, нет не предложил мне быть его автором, а просто сказал: «Ну вот, если что-нибудь будет, то присылайте. У меня сейчас прекрасные авторы, Гиндин, Рыжов и Рябкин, тоже бывшие студенты, тоже из самодеятельности». Надписал нам программки…»

В наши дни представить подобное уже невозможно. Во-первых, нет уже такого количества талантливой молодежи, которая «куется» в стенах различных вузов, выступая в студенческой самодеятельности. Во-вторых, даже та из них, что считается талантливой, вряд ли может приехать в Москву по шефскому обмену, поскольку обменов таких уже не существует. В-третьих, вряд ли какой-нибудь знаменитый артист согласится посмотреть их спектакль, предоставив им свою сцену. Вон, к примеру, Геннадий Хазанов уже сколько лет возглавляет Московский театр эстрады, но что-то не видно той молодежи, которую он бы вывел «в люди».

Но вернемся к герою нашего повествования – Аркадию Райкину.