Юрий Зобнин - Казнь Николая Гумилева. Разгадка трагедии

Еще в студенческие годы, едва прикоснувшись к разрозненным материалам, хранившим тайну великой трагедии августа 1921-го, я любил бродить по тем улицам города, камни которых помнили облик ее главных участников.

Я шел по последнему пути Гумилева — от здания Дома Искусств на перекрестке Невского и Мойки к зданию ПетроЧК на Гороховой, затем — через пустынную Дворцовую ("И горит над обелиском / Ангел твой на рдяном диске, / Словно солнца младший брат…"), по набережной Невы, мимо Летнего сада ("Краше горнего Иерусалима / Летний сад и зелень сонных вод…") — на Шпалерную, к Большому Дому и зданию Дома предварительного заключения. Я садился на Финляндском вокзале на электричку до Бернгардовки и от перрона на голой вокзальной площади, еще не застроенной нынешними торговыми рядами, шел вниз, к мрачной низине, по которой извивалась Лубья, а вдали — чернел "расстрельный" лес Ржевского полигона…

И чем больше я узнавал о подробностях гибели Гумилева, тем больше все происшедшее тогда, приобретало для меня черты классической, античной трагедийности. Ибо во всей "Таганцевской эпопее" почти все ее участники — и разочарованный, ищущий смерти Герман, и циничный, хихикающий Менжинский, и обманутый прекраснодушный Таганцев, и обиженный Бакаев, и затравленный Горький, и даже "кремлевский мечтатель" Ленин, — все ее политические "тексты и подтексты", все детективные коллизии обладают неким эстетическим ущербом, отступая в тень перед мощным и абсолютно простым столкновением Добра и Зла, персонифицированных в двух главных героях-антиподах — Гумилеве и Агранове.

И думалось: а ведь приговор поэту Агранов все-таки подписал не своим, а чужим именем (или псевдонимом, что в данном случае роли не играет). Потому в этой схватке, он, в конечном счете, и проиграл. Иначе и быть не могло: природа Зла вторична, оно может заявить о себе только при наличии Добра.

Гумилев ведь прекрасно мог бы обойтись в своем бессмертии и без Агранова. Но мог ли Агранов обойтись без Гумилева в бессмертии своем ?..

И потому, когда я смотрел на темнеющие вдали, за Лубьей, вершины "расстрельного леса", среди всех прочих видений и призраков августа 1921 года, окружавших меня, был и один, самый страшный, который я гнал, как мог, и не мог отогнать никак.

…И чавкала под шинами чекистского лимузина грязь на сырой лесной "грунтовке", и Агранов, выскочив еще на ходу, бежал, бежал изо всех сил сквозь утренний, гудящий стонами и проклятьями туман, висящий над Ржевским полигоном…

Бристоль — Санкт-Петербург 28 сентября 2004 г. — 2 января 2010 г.

См.: Чуковская Лидия. Записки об Анне Ахматовой: В 3 т. Т.2. 1952–1962. М., 2007. С. 540–541.

См:.Лукницкая В.К. Николай Гумилев: жизнь поэта по материалам домашнего архива семьи Лукницких. Л., 1990. Вкладка между с. 256–257.

Иоффе В. Первая кровь: Петроград, 1918–1921 // Иоффе В. Границы смысла: Статьи. Выступления. Эссе. СПб., 2002. С. 135.

30 августа 1918 г. в Москве Ф. Е. Каплан ранила выстрелом из пистолета выступавшего на митинге В. И. Ленина. В тот же день в Петрограде поэт Л. А. Каннегисер застрелил председателя ПетроЧК М. С. Урицкого. 2 сентября Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК) принял резолюцию по поводу этих покушений, в которой говорилось о необходимости "массового красного террора против буржуазии и ее агентов". 5 сентября Совет народных комиссаров РСФСР принял официальное постановление "О красном терроре", в котором, в частности, указывалось на необходимость "обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовывать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры" (см.: Декреты Советской власти. Т.З. М., 1964. С. 267, 291–292). На самом деле массовые казни потенциальных "врагов народа" в Петрограде начались еще раньше: 3–4 августа 1918 г. в городе было арестовано, по разным данным, от 1000 до 6000 офицеров, рассредоточенных по тюрьмам, загородным концентрационным лагерям и этапированных в Кронштадт. Большинство из них было затем убито, причем расстрелы начались тогда же, в августе (см.: Мелъгунов С. П. Красный террор в России: 1918–1923. Нью-Йорк, 1979. С. 21).

"За Урицкого и Ленина действительно погибли тысячи невинных по отношению к этому делу людей. Тысячи по всей России были взяты заложниками" (Мельгунов С. П. Указ. соч. С. 25).

См.: Иоффе В. Указ. соч. С. 128.

В дневниках З. Н. Гиппиус 1919 г. фиксируется, в частности, что горожане, живущие вблизи Петропавловской крепости, слышат по ночам "бесконечные расстрелы". "Расстреливают офицеров, сидящих с женами вместе, человек 10–11 в день, — записывала в августе 1919 г. в дневнике З. Н. Гиппиус. — Выводят во двор, комендант с папироской в зубах, считает, — уводят. Недавно расстреляли профессора Б. Никольского. <���…> На днях сына потребовали во "Всеобуч" (всеобщее военное обучение). Он явился. Там ему сразу комиссар с хохотком объявил (шутники эти комиссары!): "А вы знаете, где тело вашего папашки? Мы его зверькам скормили!" Зверей Зоологического сада, еще не подохших, кормят свежими трупами расстрелянных, благо Петропавловская крепость близко, — это всем известно. Но родственникам, кажется, не объявляли раньше" (см.: Гиппиус З. Н. Живые лица. Стихи. Дневники. В 2 кн. Кн. 1. Тбилиси, 1991. С. 196, 187–188).

Иоффе В. Указ. соч. С. 132.

См.:Наумов В. П., Коссаковский А. А. Кронштадтская трагедия 1921 года // Вопросы истории. 1994. № 4. С. 10.

Мельгунов С. П. Указ. соч. С. 141. В. Иоффе среди свидетельств о расстрелах на Ржевском полигоне упоминает рассказ фельдшера И. Н. Роптина (в изложении Т. С. Варшера), возможно, также относящийся к казни участников ПБО: "Ночью разбудили его, посадили в автомобиль и повезли на полигон по Ириновской железной дороге и заставили его, в качестве "медицинского персонала", присутствовать при расстрелах. "Понимаете ли, одних расстреливают, а другие уже голые у костра жмутся… женщины, мужчины, все вместе. Женщины еще мужчин "утешают" (Bapшep Т. С. Виденное и пережитое (В советской России). Берлин, 1923. С. 31–32; цит. по: Иоффе В. Указ. соч. С. 129). К этому можно прибавить устное сообщение И. А. Флиге, сделанное автору этих строк, равно как и другим участникам поездки на Ржевский полигон, организованной Музеем Анны Ахматовой в Фонтанном Доме 25 августа 2006 года: во время раскопок, произведенных участниками "Мемориала" в окрестностях порохового склада, было найдено большое количество гильз патронов от "Кольта М1911". Большая партия этих патронов была заказана в Англии правительством России еще до Первой мировой войны, однако из-за плохих условий хранения в петроградском арсенале частично пришла в негодность. Большевики, которым военные запасы царского правительства достались "по наследству", из-за высокой опасности осечки запретили использование "английского заказа" в боевых частях Красной Армии, но снабжали этими патронами расстрельные команды чекистов. Расстрел поэтому превращался еще и в психологическую пытку, поскольку выстрелы перемежались постоянными осечками. Нужно отметить также, что августовский расстрел 1921 г. был, по-видимому, одной из последних (или даже последней) экзекуцией на Ржевском полигоне: на этой акции возможности данного "спецучастка" были сочтены в ВЧК исчерпанными, и он был полностью заброшен, пребывая в зловещем забвении до конца 1980-х гг.