Борис Тененбаум - Великий Черчилль

Версия, честно говоря, сомнительная.

Сына он любил, но насчет его качеств особо не обольщался, к тому же мог рассудить, что 3-м герцогом Лондонским окажется его внук и тезка, Уинстон Черчилль-младший.

Мотивом отказа могло стать отсутствие денег. Бисмарк в свое время, получив в дар от благодарного кайзера княжеский титул, сказал, что « в одну минуту из богатого графа он стал бедным князем ». Ну, в случае Бисмарка беде помогли – в придачу к титулу он получил и огромное поместье. Hо Черчилль не был ни графом, ни, тем более, богатым графом, a в ХХ веке британская Корона вознаграждала пэров только званием.

Kогда-то, в самом начале XVIII векa, Сара Черчилль, жена 1-го герцога Мальборо, славного предка Уинстона Черчилля, сказала однажды, что « бедных герцогов не бывает ». Так что, возможно, он не хотел идти против семейной традиции.

Но, скорее всего, ему титул действительно был просто не нужен.

Cэр Уинстон С.Черчилль.

Какую ещe славу можно добавить к этому имени?

Черчилль был необычным человеком. Он не зря отказался от почти королевского титула – Черчилль начинал свою деятельность при королеве Виктории, заканчивал при королеве Елизавете Второй, имя его было известно по всему земному шару, остается известным и по сей день и, по-видимому, будет известно в веках – а кто, кроме специалистов, вспомнит имена королей, которым, по традиционной клятве министров Короны, он « целовал руки » в знак преданного служения?

Собственно, и это вполне справедливо – он служил не монархам, а нации.

Еще при жизни о нем было написано столько книг, что их хватило бы на библиотеку, a его деятельность оценивали на все лады виднейшие историки и философы – и в его время, и по сию пору. И, несомненно, будут продолжать делать это и в будущем.

Что только про него не говорили самые разнообразные политические деятели – вплоть до Чжоу Эньлая! Как только они его не называли и не определяли! Геббельс, например, назвал Черчилля « дегенеративным гением ». Наверное, поглядев в зеркало? Уж очень хорошо это определение подходило к нему самому…

Так кем же он был? Абсолютным « политическим гением » – как его звали в Англии, или « растленным патрицием, сыном сифилитика и нимфоманки » – как его определяли в германской прессе? Портрeт человека надо рисовать на определенном фоне – только тогда можно оценить его рост. Для портрета Черчилля таких «фонов» нужно два: его страна, Англия, и время, сделавшее его великим, – годы его первого премьерства, 1940–1945.

«Фон» войны действительно необходим. Если бы Черчилль был убит в пору своих гусарских приключений в Индии и в Судане, мы о нем никогда бы и не услышали. Если бы он умер до Мюнхенского соглашения 1938 г., когда его протест против политики умиротворения оказался услышан – хоть поначалу и отвергнут с негодованием, он остался бы на страницах истории мелкой сноской, где-нибудь на полях:

« Один из министров довоенных правительств Асквита и Ллойд Джорджа ».

Как насчет «фона» Англии? Он правил в стране, удивительно свободной даже во время жестокой войны. Его министр по делам Индии, Лео Эмери, вполне мог сказать ему в ответ на пламенную речь о необходимости удержать Индию в составе Британской империи:

« Не мелите вздор, Уинстон …»

Он правил в Англии, даже в самое тяжелое время сохранявшей справедливую систему правления и правосудия. Когда в 1942 году Эмери подал в отставку в связи с тем, что его младший сын, Джон, член Союза британских фашистов, выступил по берлинскому радио с пропагандистской речью, его прошение об отставке было Черчиллем отклонено, и ни один человек из состава Военного Кабинета этого решения не оспорил. А когда в 1945 г. Джон Эмери был доставлен в Англию и судим за государственную измену, приговор ему вынесли по закону, без скидки и снисхождения. Он был повешен.

А его отец поменял информацию о себе в известнейшем справочнике «Who is Who» – он написал, что у него только один сын. Старший, член парламента.

В Англии Черчилля была честная администрация. Разумеется, влиятельные люди многое знали и конвертировали богатство во власть, а власть – в богатство, но взятка или казнокрадство были не просто уголовным преступлением, а чем-то куда хуже. Они гарантировали клеймо изоляции и социальной отверженности. Небольшой пример: на пути с Ялтинской конференции домой, в Лондон, Черчилль остановился в Каире. Как всегда, его сопровождал Иден. В Каире Черчилль встретился с рядом важных людей, включая императора Эфиопии и короля Хиджаза Ибн Сауда, в честь которого его владения в дальнейшем станут называть Саудовской Аравией. По обычаю, стороны обменялись подарками – и получилось так, что подарки эти оказались не равны по стоимости.

Король подарил Черчиллю и Идену роскошное холодное оружие и пышные одеяния, а в ответ получил ларец с благовониями – адъютант Черчилля, занимавшийся такими вопросами, подошел к делу экономно.

Черчилль тогда сказал королю, что подарок, сделанный ему, носит предварительный характер, потому что сейчас премьер-министр путешествует налегке, а настоящий подарок будет послан позднее, когда он доберется до Лондона. В Лондоне выяснилась такая дополнительная деталь – в ларце, небрежно добавленном королем к подаркам Черчиллю со словами: « для женщин вашего дома », помимо жемчужных бус был обнаружен и маленький ящичек, а в нем – бриллиант, ценой в 3000 фунтов стерлингов.

Чтобы оценить эту цифру по достоинству, давайте припомним, что 50 000 фунтов, предложенные Черчиллю за его резиденцию Чартуэлл, он счел щедрой платой.

Короля надо было отдарить чем-нибудь более ценным, чем мускус, и Черчилль с Иденом, за неимением собственных средств, запустили руку в казну и послали в Аравию самый лучший из имеющихся в продаже гоночныx автомобилeй ценой в 5000 фунтов. После чего сдали подарки короля Ибн Сауда в казначейство.

Необычность данного случая заключалась не в том, что подарки были сданы, а в том, что и министры, и парламентские секретари, имевшие статус наблюдателей от парламента на заседаниях правительства, единодушно просили и Черчилля, и Идена оставить королевские подарки себе.

Тем не менее, подарки ушли в казначейство. Черчилль, как мы знаем, был стеснен в средствах. Но честь « слуги государства » в Англии 40-х годов была не пустым звуком и в денежных единицах не измерялась.

Разумеется, страна была далека от идиллии, классовые различия сохранялись, и тот же Черчилль мог с искренним недоумением спросить своего секретаря Колвилла, который собрался было оставить его секретариат и поступить в авиацию рядовым:

« Как же вы будете там обходиться без слуги?»