Борис Стомахин - Буреполомский дневник

Возвращение этого самого шныря, между тем, привело к другой коллизии. Его место было занято тем самым подонком и дебилом, которого я 14–го якобы “оскорбил” и из–за которого меня хотели избить. Я думал, что шнырь просто ляжет на свободное место рядом с ним – в нашем уже проходняке, – но нет. Пришло то же главнокомандующее, посмотрело, понюхало, поспрашивало – и положило шныря на его прежнее место, дебила – через проходняк от меня, а того, кто жил там – на свободное место к нам. Это оказался старый знакомый – тот самый “стирочный мужик”, как я его в шутку стал про себя называть, который украдкой, в глубокой тайне берет у меня стирать вещи и из конспирации не желает мои высохшие (сейчас – замерзшие на морозе) трусы даже снять с веревки, принести в барак и отдать мне, не говоря уж – прогладить утюгом (как тут все делают от вшей). Тот самый, который летом психовал из–за моей просьбы вытряхнуть одеяло, испортил мне наволочку, но при этом не стесняется жить на моем обеспечении куревом, чаем и карамелью, да еще норовит полностью сесть мне на шею – выпрашивает то лапшу б/п, то хлеб, то мои пакетики с чаем (когда кончается купленный мной “обычный” чай), то – вообще уже обнаглел! – стал просить дать ему носки! В чем я буду ходить сам, как и то, что каждый раз, лазя по глубокому снегу снимать трусы, я набираю снега в тапки, промачиваю носки (и ему об этом говорил), – ему плевать! Короче, дебил конченный, тупой, как бревно и, временами, тоже психопат, способный взорваться и орать; на воле был работягой (пролетарий с корнями в деревне, прямо по Ленину, и о деревне все мечтает...) и запойным алкашом. Но так, обычно – он все же спокойный по характеру, и я рад хотя бы тому, что не подселили сюда какую–нибудь худшую мразь – агрессивную или глумливую, всяких тварей здесь уже хватало. (А 2 моих бывших долговязых соседа с этой шконки, летне–осенний и нынешний, пусть живут теперь вместе в одном проходняке, они как раз там рядышком оказались. Посмотрим, как уживутся... :) Этот новый сосед быстренько занял большую часть столика (и так крохотного, – тумбочки–то нет своими банками, кружками, байзерами и пр., в т.ч. даже с зубными пастами и кремами для бритья, которым уж совсем тут не место; напихал чего–то под столик и т.д., и даже за мою шконку, где я держу свои вещи, пытался что–то запихнуть. Он постоянно тут лазит, то пьет чай, то вытирается после омовений до пояса, и т.д. – в общем, проблем и неудобств создал много. Одно хорошо – последнее время, чтобы не торчать в бараке (плохие отношения с блатными, а они постоянно стремятся его запрячь в шныри, т.к. он бывший уборщик и заготовщик), пристроился на склад при столовке – там нужно постоянно перебирать от гниения многие тонны картошки, лука и пр. . Туда он уходит прямо с завтрака из столовки и приходит около 6 часов вечера. Так что позавтракать утром я еще могу спокойно, по поужинать – уже нет.

Что еще? Погода стоит на удивление теплая – крещенских морозов нет до сих пор. Тем страшнее представить, какими же они будут, когда наконец начнутся. 27–го мне идти на длительную свиданку, и стоять у вахты может придтись долго...

Мать дозвонилась вчера – наконец–то! что–то давно не было!.. – в знакомом состоянии истерики. Повод все тот же: не может прозвониться весь день. Раньше ее просто скидывали по 25 раз за вечер; нынешняя новая мразь с “трубой” ей отвечает – решительным отказом позвать меня и советом позвонить позже. Позже – все повторяется по новой. Короче, вчера удалось со мной поговорить лишь с 4–го раза. Что с этим делать – неизвестно, жаловаться некому, а усовестить эту закоренелую уголовно–блатную мразь (которой я имел дикую глупость еще и подарить в пользование свой старый телефон) нет ни малейшей надежды.

Сложить пищевые припасы на день и вечер в отдельный пакет, баул с остатками жратвы завязать (молния верхнего из двух сломана) и засунуть под мою шконку, под завесу одеяла – и ждать, начнется ли к проверке очередное обострение “страстей по комиссии”, – вот чем я сейчас займусь. Больше ничего не остается. Ужас всей этой жизни, этого нелепого и опасного существования непонятно где и зачем, – порой отступает перед натиском чисто бытовых трудностей и нервных напряжений момента. Уже не думаешь: скорей бы домой! – думаешь: скорей бы на ужин, после которого уже никто не будет ждать комиссию...

А на ужин вчера пошли в полной темноте – часа в 4 дня опять вырубили свет, так что ожидание комиссии ( и скандала из–за неубранных в каптерку баулов) закончилось на целый час раньше. Включили свет, когда я был уже у двери, выходя из столовой, так что только краем глаза, оглянувшись назад, я увидел, что на ужин была опять картошка (пюре).

Еще одной глобальной проблемой стала сломавшаяся вчера пружина на двери. Когда все ходят, дверь в секцию постоянно открыта, а в “фойе” с улицы и не закрывается плотно – ни сидеть, ни лежать на шконке совершенно невозможно. Главным образом мерзнут ноги, – становятся совершенно ледяные. Вчера в темноте, ожидая ужина, я в первый раз попробовал накрыть их телогрейкой, как это делают другие. Она теплая, холод не пропускает, ноги согреваются, это да. Но – узко ногам, да еще мешают шапка и шарф, которые я обычно сую в рукав, – а вытаскивать их, класть куда–то отдельно – лень, да и некуда особо. Плюс там еще разные мелкие вещи в карманах, – опасение, скорее инстинктивное, чем реальное, что они выпадут... А некоторые наивные, живущие от двери даже дальше, чем я, теперь с наивным возмущением требуют, чтобы все ходили и закрывали эту дверь в секцию за собой... :)

Уже 10–14. Шмона нигде нет, а вчера начался в 10. И то хорошо...

15–37

Чего долго ждешь и готовишься – то, как правило, не сбывается. Днем отдыха и расслабления де–факто стал сегодняшний день (хотя он еще далеко не кончен). Баул я завязал, но запихивать под свою шконку не стал, – это дело одной минуты, всегда успеется, если будет нужно. (Вот вытащить его потом оттуда – куда дольше и труднее.) Но – не понадобилось! Истерики “по комиссии” не было и нет, никто ничего не снимает и не выносит. Слава богу, кончилось несчастье – на неделю–другую?..

Шимпанзятины абсолютно не слышно и не видно в бараке, вопреки всем обыкновениям, и есть соблазн пойти посмотреть – здесь ли она вообще, не забрали ли ее опять. Сейчас допишу – пойду. Дай бы бог...

Но вот столовая... Это просто ужас! Какая там, к черту, комиссия... При ней уж точно не бывает такого питания (наоборот, 2 будних утра давали яйца!). А сегодня в обед – хлеб опять черный, на первое – жуткий, давно уже подзабытый “борщ” из гнилой свеклы (правда, на сей раз в нем практически не было никакой свеклы – ни гнилой, ни нормальной – и вообще ничего, а почти что черного цвета одна пустая вода), на второе – в чистом виде сечка без всяких признаков мяса или чего–то подобного (я бы ее и с мясом не стал есть). Давно забытое меню осени 2007 года!.. Рис, гречка, тушенка, вплоть до новогодних чебуреков и рыбных котлеток, – все это сон, сказки, а реальность, вечная и неистребимая реальность этой казенной жизни в России – кислая “черняшка” и гнилая свекла... Если вдруг еще ларек оскудеет (вчера он был почти пуст; на мой вопрос о еженедельном завозе продавщица сказала, что пока зона не проплатит – завоза не будет), если там хотя бы лапшу к домашним консервам и хлеб нельзя будет купить – то здесь вообще не выжить...