Борис Стомахин - Буреполомский дневник

Вчера ночью это безумное, остервенелое животное Макаревич, дикий кабан, бешенство которого МОГУТ, но никак не хотят унять 2000 человек, – дежурил и совершал ночной обход. Стремщик загодя крикнул: “Макар к нам!” – поэтому я не удивился, услышав, как в “фойе” что–то загрохотало, падая, и как будто, по звуку, разбилось. А потом уже появилось с фонариком и это мурло, сопровождаемое “общественниками”. Когда он ушел, я вышел посмотреть, – оказывается, в “фойе” он походя смахнул со стола (нарочно, разумеется) возле розеток несколько банок и каких–то еще посудин, и одна стеклянная банка разбилась. При этом он смахнул туда же и стоявший там чайник, – видимо, кто–то кипятил его ночью... Обезумевший, до невменяемости свирепый дикий кабан, с которым один разговор, – пуля между глаз! Утром приперся и на зарядку, но тут все обошлось спокойнее, чем я думал.

А так – все то же, что и вчера. Жара, духота, комары... Только гроза была не после ужина, а после обеда, и ливень куда сильнее, чем вчера. Вырубился в момент начала грозы и свет (вот только минут 10, как его включили), а на дорожке к воротам (как идти в столовую) разлилось еще более разливанное море, чем обычно. Да, и кормили сегодня в столовке еще омерзительнее, чем обычно, на завтрак и обед – сечка...

21.6.08. 10–21

Опять всю ночь не спал. Лишь под утро, после 2–х ч., начал вроде бы забываться какой–то дремой, и то – на минуты, видимо, и не поймешь даже, сон это, или просто что–то кажется, что–то грезится наяву...

Да, сон у меня за эти 2 с лишним года расстроился полностью. Здесь, в зоне, чуть лучше, чем было в тюрьме (2–3 часа в сутки, по ощущениям, – часов ведь не было); да и условия тут для сна не намного лучше, чем были на 1–й сборке. Свет хоть и гасят, но это условность: с нашей стороны – падает свет из коридора, в дальнем конце секции – горит ночник, весьма неслабый. Полбарака не спит, а ходит туда–сюда, топает (шконка трясется, когда просто проходят мимо нее, – так тут устроен пол), громко разговаривают по телефонам и между собой, в том конце еще и музыка играет (правда, приглушенно), под соседнюю шконку то ставят, то вытаскивают, то снова притаскивают ведра с брагой, соседи по проходняку как раз после отбоя садятся жрать, смеяться и громко разговаривать... А спит вся эта нечисть, которая колобродит все ночи напролет, – спят они утром, после завтрака и до проверки.

А я еще, видимо, не спал из–за нервов. Не только потому, что здесь сижу (так все опротивело и осточертело, что 3 дня не мог даже написать ни строчки), но и из–за Ленки моей. Очень хотелось, чтобы она приехала на свидание, но вот – нет от нее ни слуху, ни духу, а времени остается всего неделя, так что, видимо, уже она не приедет, увы... И дозвониться ей на дачу можно только через отца, и тоже не так это просто, особенно когда на телефоне постоянно нет денег, а по баракам постоянно ходят “мусора”...

17–58

Все же дозвонился своей Ленке недавно, перед ужином. И – она отказалась приехать, говорит, что никак не может. А ссылается на какую–то ерунду: типа, курс лечения какой–то сейчас проходит, и денег на дорогу может не быть... Я, честно говоря, не ожидал ее отказа и был не то что даже расстроен, а прямо–таки огорошен...

Ну что ж, – это еще одно подтверждение того, что ни на кого, абсолютно ни на кого в этой жизни нельзя положиться. Слабенькое утешение: сказала, что, м.б., приедет в конце лета, – как раз на следующую короткую свиданку. Но это – уже едва ли... Не раз приводил ей в письмах, и сейчас опять вспоминается известная формула церковного венчания: быть вместе “в горе и в радости, в здравии и в болезни...”. Черта с два!.. И тошно, и обидно, и тоскливо, и мать теперь будет еще больше злорадствовать, – мол, “я тебе говорила”, предупреждала, советовала забыть... И все эти поездки на дачу, и костер во дворе, и как я подбрасывал дрова в печь, и собирали грибы в ближнем леске, и жарили картошку, только что выкопанную с грядки, и в волшебных, таинственных подмосковных сумерках, при свете фонарей и звезд, по вечерней свежести ехали на машине домой... – все эти последние, родные, дорогие воспоминания и картины воли теперь тоже придется забыть? Какая тоска...

22.6.08. 13–26

Видимо, это была кульминация. Высшая точка. Момент истины. Прошло 2 с лишним года. Сколько было за эти годы воспоминаний, грез, надежд, планов на будущее и более глубокого, запоздалого осмысления прошлого... Сколько ярких, как будто фото со вспышкой, дней, встреч, дат, прогулок, – 2 года 3 месяца стоявших ярко–ярко перед глазами... А теперь – всё. Всё это, все картинки, вся громада прошлого за 6 лет – рухнула в один миг. Одно дело – не общаться, не мочь никак (месяцами!) дозвониться, но при этом – знать, что там, в своем молчаливом затворничестве – любит и ждет по–прежнему. А совсем другое – дозвониться и услышать равнодушие во фразах, эгоизм в голосе. После этого – возврата назад нет. Не будет уже никогда того заветного, берущего за душу, той щемящей романтики, если даже снова когда–нибудь окажешься в тех же местах, на тех же дачах, пройдешь по той же траве, через поле к той церкви... Рухнуло все вмиг, и на душе – пустота. Состояние, в котором обычно (и мне раньше уже приходилось) рвут письма и фотографии...

24.6.08. 9–45

Последние дни комары зажрали так, что невозможно было вообще ничего делать: ни читать, ни писать, ни просто сидеть спокойно – ни в бараке, ни на улице, – а только постоянно махать руками, отбиваясь от них, облепляющих тебя со всех сторон. Сегодня, пока что, в бараке с ними чуть полегче – м.б., потому, что спецы из соседнего проходняка на какую–то старую, непонятную проводку, оказавшуюся тем не менее под током, ухитрились присобачить фумигатор.

Руки и ноги у меня покрыты немыслимым количеством укусов и расчесаны до крови, вообще – до жуткого состояния. Из–за этого вчера произошел анекдотический случай. После отбоя, уже легли спать, – приходит “мусор” с ночным обходом, как обычно, – не поздно еще, в 12–м часу ночи. Ну пришел и пришел, фиг бы с ним. И вдруг приходит один из “козлов” и говорит, что “мусор” вызывает меня!..

Иду в полном недоумении, – с чего бы это я понадобился?! И в “козлодерке” (кабинет завхоза) вижу – не обычного “мусора”, “контролера” какого–нибудь, а – Демина, начальника санчасти. Уже само по себе странно, что ночью приперся именно он, – казалось бы, не его дело с ночными обходами ходить. И говорит более чем примечательную фразу: “Стомахин, хватит корчить из себя политкаторжанина!”. А что, разве не так и есть? – думаю про себя, спрашивая, в чем, собственно, дело. А он – требует подойти поближе к столу, показать руки и – спрашивает, почему я не иду в санчасть их лечить!.. Видимо, кто–то (завхоз?) уже ему настучал по поводу моих рук. Мрази и стукачи! Среди каких подонков жить приходится!.. Но когда я ему сказал, что это всего лишь укусы комаров, то он как–то сразу сник, и я пошел спать дальше.