Евгений Мартынов. Яблони в цвету

— Я столько сил трачу на пробивание песен, даже по ночам уже не сплю и не отдыхаю, ища поддержки у посторонних сильных людей и доказывая, что стихи в песнях, как и их авторы, гениальны, но хоть кто-нибудь из поэтов помог бы мне! Ведь рубят песни не из-за моей музыки (я с ней все проблемы решаю сам), рубят из-за текстов, достоинства которых должны отстаивать сами поэты, а не композиторы — их соавторы. У всех манера: дал текст, подтекстовку сделал — и гора с плеч! После только звонят и спрашивают: «Когда будет по телевизору? Скоро ли авторские пойдут?..» Я музыкант, а мне некогда было на концерт этого негра сходить: неделю целую пришлось добиваться приема у Лапина. Ведь время идет, песни стареют, пора уже новые выдавать, а тут с этими два года валандаешься, доказываешь, что «мир без песен тесен» — это хорошая строчка, а Чармён, великий редактор, говорит, что по отношению к Пушкину — это вообще не стихи! А за слова «летом и зимой, в стужу или зной... я живу тобой», — говорят, якобы мне должно быть стыдно! Только мне почему должно быть стыдно? Это я их, что ли, сочинил?!.

Да, брата я понимаю. Поймут его все композиторы, знакомые с песнетворчеством и «советоборчеством». Женя, со своей стороны, был тоже прав, и та стрессовая ситуация сложилась отнюдь не беспочвенно, а была обоснована субъективными и объективными реалиями. Но факт остался фактом: бывшие друзья-соавторы взаимообиженно отдалились друг от друга, и их пути до смерти Жени практически не пересекались. Созванивались Галина Александровна с Эллой и нашей мамой, общался с Андреем Дмитриевичем я (как автор музыки к его стихам), но Женя, насколько мне известно, кроме нескольких контактов с Дементьевым относительно возвращения долгов, никаких других частных сношений с поэтом не имел. Такое состояние было закреплено и фактом резкого сближения Дементьева с Владимиром Мигу лей — композитором и исполнителем, находившимся всегда в положении конкурента по отношению к Евгению Мартынову. К слову, данное конкурентное положение большей частью искусственно создавалось и подогревалось редакторствующими и режиссирующими «доброжелателями», окончательно бросившими свое «доброе» дело только со смертью Евгения и Владимира.

Брат же вскоре крепко сошелся с Михаилом Пляцков-ским и Робертом Рождественским, о чем я уже говорил, — и это наверняка в глубине души задевало Андрея Дементьева (соавторские чувства, как ни криви душой, сходны с супружескими). Показательным в этой связи было появление песни Мигу ли — Дементьева «Черный лебедь» (после мартыновского-то супершлягера о верности лебедя белого?). Рождение тогда грустной песни о черном лебеде не осталось незамеченным никем из вышеупомянутых «доброжелателей». Каждый из них то ли возмущался, то ли восхищался, но сам факт отметить телефонным звонком Жене почти никто не преминул. Хотя брат, если говорить откровенно, на сей авторский альянс смотрел скептически и с улыбкой, осознавая, что он «эту дистанцию» прошел первым и с куда более высокими показателями и что, хочешь не хочешь, но не его сравнивают с конкурентом, а «вечного конкурента» постоянно сравнивают с ним (не в обиду тому будь сказано).

А по поводу сопоставления Мартынова с Дементьевым или, наоборот, Дементьева с Мартыновым признаюсь, что даже сейчас живы и «доброжелательствуют» типы, пытающиеся поддерживать звучание давно уже отзвучавшего диссонанса прошлого разлада. То они начнут меня вдруг убеждать, что не встреть Дементьев Мартынова, никто в народе о нем бы не узнал, то предполагают обратное: если б не помог Дементьев Мартынову в самом начале, не было бы Мартынова... Казалось, зачем им эти глупые теоретизирования вокруг «если бы», никакого отношения не имеющие ни к творчеству поэта, ни к творчеству композитора, ничего практически не прибавляющие к их совместному творческому наследию и ничем не умаляющие их общепризнанных заслуг в отечественной песенной культуре?.. Ну да бог с ними, «доброжелателями»! Остались песни — и их немало, — они чисты и искренни, любимы многими людьми (верно любимы в течение уже четверти века!), — а это важнее всего.

Разрыв дружеских отношений с Дементьевым привел к укреплению обычных, до того приятельских отношений брата с Георгием Мовсесяном. И хоть дружба между двумя людьми одной творческой профессии явление редкое, лет шесть Мартынов и Мовсесян, можно сказать, крепко дружили семьями, нередко вместе отмечая личные, семейные и официальные праздники. Только летом 1985 года на всесоюзном творческом семинаре композиторов и поэтов, посвященном проблемам современной песни и проходившем в армянском Доме творчества «Дилижан», между Мартыновым и Мовсесяном — участниками того форума — произошел внешне безобидный, даже в некотором роде веселый, но для брата довольно неприятный эксцесс, в котором невольно оказался задействован и Т. Н. Хренников, бессменный первый секретарь Союза композиторов СССР. В результате этого Женя, по своей инициативе, мягко, но уверенно «дистанцировался» от Георгия, должно быть, усомнившись в искренности дружеских побуждений своего коллеги.

Коснувшись темы дружбы, отмечу, что среди множества людей, в течение семнадцати лет московской деятельности брата приближавшихся к нему и по каким-либо причинам впоследствии от него отдалявшихся, лишь Александр Шишов — Женин «молодогвардейский» должностной руководитель — был с момента знакомства с Мартыновым (в 1978 году) до осени 1990 года другом действительно близким, совершенно бескорыстным и всегда готовым поспешить на зов любимого им человека и артиста. Дружны были также их супруги — Элла и Люба. Может быть, некоторую роль в такой семейной близости играло украинское происхождение всех четверых. Кстати, и Георгий Мовсесян родом из Харькова — почти что из Донбасса...

Женя по своей натуре был однолюбом, хоть порой засматривался, а возможно, и заглядывал «налево». Я приношу извинения за некоторое «заземление» общего тона своего повествования; однако людям всегда интересно знать об их кумире не только официальные факты биографии, но и все то, что остается за рамками публичной информации. Потому остановлюсь коротко на интимной стороне жизни брата.

Сразу скажу, что в отличие от большинства эстрадных звезд времен «молодой российской демократии» Женя не был ни гомосексуалистом, ни импотентом, ни садистом, ни мазохистом. Слава богам, и прежде всего Роду: никакие сексуальные и психические аномалии его не коснулись! Не был он также и ловеласом. А до женитьбы на Элле вел «неопределенно-беспорядочный» образ жизни (как сказали бы урологи, венерологи или сексоневрологи). В ранние студенческие годы брат, правда, был довольно сдержан в отношениях с женской половиной человечества по причине своей худобы, вернее, худощавости, внушавшей ему сознание некоторой неполноценности по сравнению с окружавшими его товарищами. Эту, общую для Мартыновых, генетическую черту физиологии (имеется в виду худощавость) Женя решил исправить — и в Донецке преобразился в солидного «мэтра», чем очень гордился до тех пор, пока не стал московским эстрадным певцом. Сцена и телеэкран предъявляли артисту требования во многом отличные от имиджа «солидного» композитора, и у брата вновь изменился облик на стройный и легкий. Если Женя в таком внешнем «амплуа» больше нравился женщинам с материнскими, зрелыми чертами физиологии и психики, то он сам более предпочитал и ценил женщин девичьей физиологической конструкции с «дочерним» складом психики. Брату было естественнее в женщине видеть наивную девушку, почти ребенка, чем взрослую серьезную мать. Потому и в любовном лексиконе у него преобладали уменьшительно-ласкательные слова и общее отношение к женщине было соответствующим. Венерическими болезнями брат тоже, к счастью, не болел (конечно, если не считать уретрит, грозивший стать хроническим и сильно мучивший его года полтора — как раз во время женитьбы и «медовой» поры).