Павел Басинский - Лев Толстой: Бегство из рая

Итак, знакомство Толстого с Чертковым состоялось в октябре 1883 года. После этого В.Г. уезжает в Лизиновку, имение родителей в Воронежской губернии, и сразу начинает посылать Толстому не только письма, а книги, конспекты и даже дневники. Повод к этому вроде бы дал сам Толстой, который определил Черткова как человека «одноцентренного» с ним. Речь шла, конечно, о духовном центре.

Слова «брат», «братец» часто встречаются в письмах Черткова к Л.Н. Куда более часто, чем в ответах на них. Для Толстого Чертков – прежде всего «милый друг». Для Черткова Толстой – брат и учитель.

Чертков явился к Толстому, который в то время почти не имел друзей. Когда семья рассматривала его, с его новыми взглядами, как семейную угрозу. А Чертков кладет всего себя к стопам Толстого.

Впрочем, между Л.Н. и В.Г. с самого начала вспыхивают споры. Молодой Чертков – не чистый лист бумаги. Это человек со своими убеждениями, в начале 1880-х годов во многом отличными от убеждений Толстого. Например, замечательна их первая полемика о божественности Иисуса Христа и Воскресении, в которые Чертков под влиянием матери и Пашкова в это время еще верил. Ответ Толстого поистине гениален. Он не пытался разрушить веру Черткова, а просто писал о том, насколько ему чужд любого рода мистицизм. Мистицизм – это праздное любопытство.

«Столько прямого, неотложного, ежеминутного и такой огромной важности дела для ученика Христа, что некогда этим заниматься. Как хороший работник наверно не знает всех подробностей жизни хозяина; только ленивый работник чесал зубы на кухне и разузнавал, сколько детей у хозяина, и что он ест, и как одевается. И всё, разумеется, переврал, но узнал и работы не сделал. Важно то, чтобы признавать его хозяином и знать, чего он от меня требует; а что́ он сам такое и как он живет, я никогда не узнаю, потому что я ему не пара, я работник, а не хозяин».

Эту тему «хозяина и работника» Толстой через десять лет разовьет в одноименной повести. К тому времени Чертков уже полностью отречется и от божественности Христа, и от Воскресения, и от Искупления. Но зато будет трактовать себя по отношению к Толстому как «работника» по отношению к «хозяину». Между прочим, это и станет главным мотивом его упрека к С.А.: как она смеет видеть себя рядом с Толстым чем-то бо́льшим, нежели только «работницей»! То, что эта «работница» являлась его женой, подругой ночей и матерью многочисленных детей, не убеждало В.Г. признать за ней особое место.

Но, по-видимому, такая позиция устраивала Толстого. Он ни разу не попытался щелкнуть Черткова по носу и защитить свою жену. Он мог только объясняться с В.Г.: почему в том или ином случае он недостаточно жестко действует по отношению к жене и родным – в отказе от собственности, от литературных прав, в передаче В.Г. своих дневников и т. д.

Здесь мы имеем дело с удивительным парадоксом. Признавая за собой место «работника» возле Толстого, Чертков берет на себя право требовать от него «хозяйского» поведения. Именно требовать! Но «хозяин» в данном случае не просто хозяин, а Бог. У Бога нет и не может быть жены. Поэтому, с величайшим сочувствием относясь к одиночеству Толстого в семье, Чертков не мог уяснить семейных радостей Л.Н.

Конечно, всё было не так прямолинейно. Чертков некоторое время дружил с Львом Львовичем, симпатизировал Татьяне Львовне и Марии Львовне, был в хороших отношениях с Сергеем Львовичем, да и с самой С.А. он не сразу вступил в конфликт. Есть замечательное письмо Черткова к Толстому, где он мудро советует ему не «давить» на детей своим авторитетом.

Но в целом линия поведения В.Г. в отношении этой семьи была неумолимой. Толстой велик, Толстой – «хозяин», а все рядом с ним – «работники». Сам Толстой так не считал. Но и не пытался изменить мнение Черткова.

А ведь его место в данной системе координат оказывалось преувеличенно огромным. Самым лучшим «работником» возле Толстого, конечно, был Чертков.

Чертков создает для Толстого народное издательство «Посредник». Он разворачивает масштабную кампанию по переводу и изданию Л.Н. за границей. С конца 1890-х, оказавшись в английской высылке, он создает целую сеть издательских, журнальных и газетных заграничных проектов, посвященных почти исключительно Толстому. Наконец, он предлагает Толстому услуги по сохранению и систематизации его наследия. Чертков первым догадался, что рукописи Толстого как раз горят, причем синим пламенем, если кто-нибудь не будет заботиться об их сохранности. И деятельность самой С.А. по сохранению наследия мужа сперва в Румянцевском, а затем в Историческом музеях, конечно, во многом была продиктована чувством соперничества с В.Г.

Ведь еще в декабре 1883 года она могла позволить себе недовольно написать сестре по поводу издания в количестве пятидесяти экземпляров трактата Толстого «В чем моя вера?»: «Вместо того, чтобы по закону сжечь запрещенное сочинение, не пропущенное цензурой, его взяли, все 50 экземпляров, в Петербург и читают в высших сферах даром . Я говорю, хоть бы за печать нам 400 р. заплатили, люди всё со средствами».

А Чертков тратит свои деньги, чтобы купить за границей гектограф и начать опасную деятельность по размножению копий запрещенных произведений Л.Н. в своем воронежском имении.

С.А. вылезает вон из кожи, чтобы как можно выгоднее продать сочинения своего мужа, в том числе ненавистную ей «Крейцерову сонату». А Чертков выходит на Сытина, налаживает выпуск «копеечных» книжечек «Посредника», ищет меценатов, чтобы устроить собственное издательство Толстого за границей, и всё, что получает за издания, тратит на дальнейшее развитие издательской деятельности. Конечно, его образ «работника» становится несравненно привлекательнее С.А., вечно озабоченной материальной стороной жизни семьи.

Это объективные вещи. Но были еще и субъективные. С.А. груба и прямолинейна с мужем, который с возрастом начинает отличаться повышенной деликатностью. Она преследует его истериками, суицидоманией и всем тем, что Толстой душевно переносит крайне тяжело. А Чертков мягок, вкрадчив, уступчив. Он почти во всем соглашается с Толстым, больше того – жаждет советов и поучений. Он даже женится только после неоднократных увещеваний своего учителя. Его жена Галя обожает Толстого. Она постоянно болеет, но буквально возрождается к жизни, когда Толстой появляется в их доме. Толстой феноменально действует на нее, как старец-целитель. А в своей семье он становится одной из главных причин депрессии сына Льва.

В предыдущей главе мы показали, как С.А., находясь рядом с сильным мужчиной, тем не менее, остро нуждалась в духовном, но «бесполом» друге. Но оказывается, Л.Н. не меньше нуждался в «духовной жене». И речь здесь шла даже не о «работнице». Речь шла об утешительнице, которая бы тонко чувствовала всю степень его одиночества. Но другая женщина занять это место не могла. И по специфике отношения Л.Н. к женщинам (только жена, только мать, никакой эмансипации!), и по факту существования С.А. с ее ревностью.