Array Array - Прошлое с нами (Книга вторая)

Смешанный лес и заросли, как показывала карта, занимали пространство от хуторов до Чернигова. В тылу ОП 6-й батареи лежал длинный овраг. По дну его тек ручей. Склоны поросли соснами. Дальше обозначен квадратиками какой-то объект — то ли лагерь, то ли складская территория.

Старшина подвез завтрак. Предприимчивый дух толкал его к непрерывным поискам, если не продовольствия и одежды, то иного хозяйственного имущества. Политов успел осмотреть строения за оврагом.

— Склады... ничего подходящего... противогазы и какие-то железки к трамваю или швейным машинам... — и перешел к делу. — Забрались вы... два часа колесил, чуть было не покормил чужих... Гляжу... 107-мм пушки, остановился, они с котелками: «Повар... завтрак!» Тут много наших... пять-шесть батарей. Разрешите начинать?

Солнце поднималось выше, просвечивало насквозь верхушки орешника. Крупные мохнатые листья тихо шевелятся, роняют капли утренней росы. С недалекой позиции изредка долетали возгласы команд.

Телефонист запросил разрешения, и расчеты направились на кухню.

— Ну дела... Командир батареи не удовлетворен объяснениями, — присел рядом Васильев. — - Начнется расследование... что отвечать дознавателям? Черт побери, скверная история... и этот бестолковый связной... опоздание... на все готов, только бы заглянуть в ее двор... видно, придется вести огонь по Полуботкам... — горестно закончил он.

Да... военный человек не знает, до чего прихотлива и своевольна иногда судьба. Сколько за прошедшие месяцы повстречалось на тысячекилометровом пути женщин и девушек с ласковыми глазами, доброй приветливой улыбкой. И все остались позади... Судьбе угодно послать навстречу 6-й батарее девушку в сером платье, вернуть ее к колодцу, чтобы внезапно обрушить на человека ощущения, которые остаются с ним навсегда... А с ней?.. Что станется с Ю. З.?.. Станется... уже сталось... очереди ведь слышала... Придет к колодцу... и вернется... О, тысяча чертей! Мое опоздание — пустяк по сравнению с тем, что уготовано для Ю. З. ...бедная девушка!.. Впрочем, еще неизвестно, как решат начальники... Уйти с боевых порядков и отсутствовать столько времени... а причина?

Есть не хотелось. Каптенармус унес наши котелки нетронутыми. На поляне стелился дым укатившей кухни.

Слева батареи открыли огонь. Расчеты собрались кучками, курят. Было 8 часов.

Нужно отгоризонтировать буссоль. Магнитная стрелка залегала, и уровень уходил от среднего положения. Я глядел на цифры под стеклом и ничего не видел. Перед глазами запрокинутое лицо, Ю. З. вязала волосы и шевелила губами...

— ...разрешите доложить?.. По местам! — выглянул из ровика телефонист.

Грохочут выстрелы, снуют люди у орудий.

Цели разнородные: огневая позиция минометов, колонна машин, наблюдательный пункт, кухня. Дальность 12–16 километров.

— Стой! СО — шестьдесят два [19] СО — сосредоточение огня. — Авт. ... шесть снарядов... Направление стрельбы изменялось на 6 00. Номера налегли на станины. Довороты сделаны... Готово!

— Огонь!

Пригревает солнце. Выцветшие просоленные гимнастерки орудийных номеров темнели все больше на спине и плечах.

Политов сказал правду. В зарослях занимали позиции многие батареи. И обе — нашего дивизиона. Они делают столько же очередей по дивизионной цели СО-62, сколько и 6-я.

Стрельба продолжалась. Орудийные выстрелы то редеют, то учащаются, как будто командиры батарей сговорились между собой.

— Стой... цель номер двенадцать... один снаряд... — передавал телефонист.

Орудия снова разворачиваются в основном направлении и ведут огонь по цели № 12 — огневая позиция 105-миллиметровой батареи. Кажется, она находилась в районе севернее деревни Толстолес.

В 10.30 наступил перерыв. Над орудийными стволами волнами колеблется горячий воздух.

Горизонт в западной части неба к полудню стал темнеть. Сгущались тучи. Кажется, шло к дождю. Дым стелился после выстрела по низу.

Кусты в секторе стрельбы оголились начисто. Гуляют листья на поляне, ложатся кучами меж орудий, на бруствере, в окопах. Поставленные для маскировки деревья валятся каждый раз. Но грунт не поддавался, лишь травяной покров порыжел местами. В задульных конусах образовались голые пятна.

Расчеты возобновили маскировку и после уборки направились в укрытия. Расход снарядов близился к лимиту. Телефонист передал об этом на наблюдательный пункт.

— Снаряды сейчас подвезут, — последовал ответ, — старшему на батарее направить команду для осмотра воинских складов в районе огневой позиции. Возглавить лично. О результатах доложить через час.

Что мне делать на складе? Но... нужно собираться. Васильев, шагавший у орудий, вызвал помкомвзводов, просмотрел мои записи.

Старший сержант Смолин собрал команду. «Шагом марш!» Извилистые козьи тропки во всех направлениях прорезали орешник, густые заросли сосняка.

Перед оврагом команда остановилась. Я прошел в оба конца, осмотрел склоны.

Территория склада огорожена колючей проволокой. Начался осмотр. Двери во всех помещениях распахнуты. Валялось техническое имущество. Для нужд полка оно, по-моему, не годилось. Я поручил команду Смолину и вернулся на ОП.

Да, война идет своим чередом, а служба — своим. Всякий начальник обязан решительно пресекать нарушения дисциплины, тем более командир батареи, тем более со стороны командиров взводов, его непосредственных помощников. И не только из соображений собственного авторитета. В подчинении командиров взводов — люди. Как истолкуют орудийные номера, командиры орудий мой проступок? Без всякой необходимости с точки зрения интересов подразделения старший на батарее едва не сделался мишенью немецких автоматчиков. Возможно, еще хуже. Своей беспечностью командир навлекал немецкую кару на мирных жителей, людей неповинных, если бы пришлось отстреливаться. Мое опоздание при тех обстоятельствах, в которых находилась 6-я батарея, выходит за рамки дисциплинарного проступка, его следует толковать как уклонение от службы на поле боя. Я скомпрометировал себя перед начальниками так же, как и в глазах орудийных номеров, несущих службу у орудий. Меня ждет наказание, возможно, даже военный суд...

Что же делать? Предаваться унынию и приниженно ждать судебного разбирательства? Нет! Я виновен... бесспорно... знаю, в чем... обязан чистосердечно признать это и доказать мою решимость нести службу лучше, чем прежде. Восстановить доверие никто не препятствует. А Васильев? Говорить с ним я не хочу. Мы оба знаем — это запрещено уставом. И в сговоре нет надобности. Васильев имеет свое мнение, и он отвечает сам за себя. С этим решением я вернулся к буссоли.

Васильев невозмутимо подавал команды, выговаривая командирам орудий. На позициях необходимо поддерживать воинский порядок.