Array Array - Прошлое с нами (Книга вторая)

Начало темнеть. Идти все трудней. Сплошные, сросшиеся колючими ветвями, почти непроходимые заросли. Только под ветками в самом низу были ходы, проложенные лесным и болотным зверьем, мы буквально продирались шаг за шагом. Неожиданно я услышал плеск воды. Река Удай. Ширина ее не превышала ста семидесяти метров. В воду свисали подмытые корневища.

Под деревьями сумерек, духота. И тут люди — преимущественно начальствующий состав — отбиваются от насекомых, бродят по берегу, иные сидят безучастно. Много раненых. Ни у кого нет топографической карты.

Немецкая артиллерия усиливала обстрел прибрежных зарослей. Все опасаются преследования. Нужно переплыть реку. А там за рекой что?

Быстрое течение несет подседланных лошадей, они оглашают берега жалобным ржаньем. Люди пытаются спасать их, гибнущие животные увлекают их ко дну.

Становилось все темней. Шальные снаряды рвались в верхушках деревьев. Огневые взводы шли по течению вниз. Васильев обнаружил тропу, она привела к кладке. Под берегом досок не было. Сохранилась только сваи, часть настила. Это облегчило работу спасателей. Часть лошадей удалось выловить, они дрожат, не держатся на ногах.

Доносились автоматные очереди. Преследование, по-видимому, не прекратилось, не затихал обстрел.

Людей на берегу реки не меньше, чем в болотных зарослях, и снаряды попадали в цель. Измученные, они бродили а места на место группами и в одиночку.

Огневые взводы двигались дальше. Торфяной берег подмыт на всем протяжении, обвалился. Повернуть обратно?

— ...Теряем время попусту, — говорил Васильев, — давайте решимся... не умеющие плавать, ко мне!

Набралось немало, треть людей. В это число включены и те, кто имел легкие ранения.

— Что же делать? Ремни вязать?.. — говорил Васильев, — Нет, не годятся... всего двадцать метров.

Жужжат насекомые. Люди отмахивались безуспешно пилотками, ветками.

— Пошли к лошадям... Снимем оголовье, поводья... подпруги, — надумал Васильев.

Канат связан, растянут между сваями. Начали переправляться. Явилось много желающих. Толпа хлынула в воду, оборвала канат.

Людей на восточном берегу ничуть не меньше. Густой заболоченный лес. После короткой остановки орудийные номера осмотрели оружие, двинулись дальше.

Темнота непроглядная. Отовсюду слышался шум, говор.

— Отзовитесь, двести тридцать первый КАП! — раз за разом наши люди называли фамилии командиров.

На поверхности воды поблескивает отражение звезд. Заводь. Болотный гнус, квакают лягушки. Я прошел по берегу в одну, другую сторону. Где кончается вода? Никто не знал.

Вперед. Ноги погружаются в ил, вода выше пояса не поднималась. Ширина заводи такая же, как реки Удай.

Лес, болото, мокрый луг. К 21 часу огневые взводы вышли на дорогу, которая привела к населенному пункту. Подмокший фонарик едва светит. На указателе: Деймановка.

— Деймановка... — произнес Васильев. — Я слышал название.

Да, Деймановка — район сосредоточения 1-го дивизиона к исходу сегодняшнего дня.

— Может быть, первому дивизиону больше... повезло... чем нам, — продолжал Васильев. — Первая батарея, пожалуй, не снялась с позиции, хотя такие, как младший лейтенант Зайцев, вряд ли станут ожидать, пока сомнут танки...

Да, Зайцев предприимчивый парень, выручил.

— ...снарядил безнадежные шрапнели... Нет, лучше сказать так... шестая батарея без горючего пришла в район сосредоточения, чтобы отразить атаку танков шрапнелью первой батареи.

Васильев, очевидно, пытался поддержать свой дух и мой тоже. Мы все нуждались в этом. Состояние всеобщего хаоса не оставляло никого в покое. На восточном, как и на западном берегу реки Удай, тысячи, десятки тысяч людей. И никакой организации.

— Что ж... кого-нибудь найдем... если не в Деймановке, так в другом селе... может быть, наш полк успел переправиться, — утешал себя Васильев.

В течение следующего получаса мы занимались на ходу расспросами и поисками. Ни подразделений, ни отдельных лиц нашего полка в Деймановке не обнаружили. Обескураженные смятением и темнотой, вышли на южную окраину села. Многотысячные толпы двигались во всю ширь дороги глухо шумевшим потоком.

Огромная масса шла и шла в непроглядной темноте мимо, обтекая всякого, кто терял взятый ею темп. И в безостановочном, неудержимом движении слышалось что-то живое, несущее в себе неукрощенную силу, способную завтра стереть бесследно клеймо поражения, чувствовались присутствие духа, воля к борьбе.

Всеобщий ритм влек подавленных, смертельно-усталых людей. «Куда?» — спрашивали они друг друга и брели в неведении дальше.

Есть ли состояние, сравнимое с тем, когда военный человек обнаруживает вдруг, что начало, которому он повиновался, исчезло, бесследно растворилось в хаосе. Он предоставлен сам себе, лишенный надежды выпутаться из сетей, куда попал не по собственной воле, а потому, что сохранял верность слову присяги. Бездеятельность невыносима, и он двигался, т. е. делал тяжелую, утомительную, без всякого смысла работу, и делал потому, что всякая остановка, неподвижность вызывали мысль о поражении, и, может быть, близкой капитуляции перед силой, против которой он так долго боролся.

Куда идти людям, которые именовались огневыми взводами 6-й батареи? Где командиры и другие подразделения 2-го дивизиона и где полк?

Размокшая обувь утяжеляла шаг, терла ноги. Снаряжение, одежда липли к телу. На обочине люди выжали одежду. Раненые не могли тронуться с места. Им необходимо подкрепиться пищей, сделать перевязки, отдохнуть. Три человека остановились. Их поглотила темнота.

Дорога, по-видимому, шла на бугор. Взлетали немецкие ракеты, а когда они гасли, со всех сторон светились огни пожаров. Стало обозначаться направление потока. Он двигался преимущественно на восток.

В селе Шкураты было решено остановить огневые взводы. Привал. Расспросы на ходу никаких результатов не дали. Но я уверен, среди тысяч людей есть кто-то свой, неважно кто, рядовой, командир или начальник. Нужно приняться за поиски, установить место нахождения начальников.

Темень непроглядная. Пыль и глухой неумолкаемый гул бредущей толпы. Различаются силуэты — ни лиц, ни званий, ни должностей. Темнота и пыль, безнадежность положения уравняла всех. Огневые взводы сошли на обочину и остановились в том месте, где дорога на выходе из села круто поднималась в гору.

Васильев распорядился переобуть обувь. Отдых 30–40 минут. Старший — Орлов. Мы вдвоем — Васильев и я — вернулись на дорогу продолжать поиски.

Во мраке шли молча люди. Одни быстрей, другие медленней. Ни рядов, ни шеренг.

Вначале мы держались вместе, потом разделились, Васильев остался на выходе из села. Я поднялся на бугор и пошел дальше, время от времени выкрикивал фамилии, номер полка. Из темноты немало таких, как я, взывали и людскому морю. Изредка слышались ответные возгласы.