Ван Гог. Письма

549 (оборот)
Дорогой Гоген,
Благодарю за письмо, ей-богу, чересчур лестное для меня.
Итак, Вы приедете только в конце месяца.
Не возражаю – коль скоро Вы полагаете, что выздоровеете в Бретани скорее, чем здесь.
Я ни на чем не настаиваю. Помните только, если Вам не удастся быстро поправиться в
Бретани, то мы надеемся вылечить Вас тут гораздо быстрее.
В конце концов, все к лучшему в этом лучшем из миров, где нам, – опять-таки по
выражению добрейшего Панглосса, – выпало несравненное счастье существовать. Не
сомневаюсь поэтому, что и у Вас все кончится благополучно. Но неужели поездка в Арль в
самом деле так изнурительна, как Вы уверяете? Полно – ведь ее переносят даже легочники в
последнем градусе чахотки. Вам же известно, что существует P – L – M. 1
1 Железная дорога Париж – Лион – Средиземное море.
А может быть, Вы больны серьезнее, чем пишете? Боюсь, что так оно и есть. При первой
же возможности успокойте меня на этот счет или откровенно признайтесь, что Вам худо, что
Вы больны. Вы пишете также о делах, о литографиях. Вот мое мнение: что касается
литографирования по вечерам, которым займемся мы все – Вы, я, Бернар, Лаваль, то это дело
хорошее, и я, разумеется, приму в нем участие; что же касается периодической их публикации,
я, разумеется, не приму в ней участия, пока не стану побогаче.
С меня и живописи более чем достаточно. А литографирование всегда стоит денег –
даже если не нужно покупать литографские камни.
Не спорю, стоит оно не так уж дорого, но все-таки за самую скромную публикацию
каждому из нас придется выложить по меньшей мере 50 франков. И кроме того…
Вы, вероятно, не согласитесь со мной: что ж, я не спорю, а только говорю, что уже имею
в этом отношении маленький опыт; слова же «и кроме того» означают, что затея эта не удастся
и поддержки у публики не найдет; словом, принесет нам одни убытки.
Я согласен на литографирование, на худой конец даже в убыток, если мы будем
заниматься им для себя; но я категорически против него, даже если оно не принесет нам
убытков, если Вы стоите за публикацию.
Повторяю, я приму в этом деле участие лишь в том случае, если оно будет делаться за
наш счет, для наших собственных нужд и пользы. Но, может быть, у Вас другие планы?
В таком случае на меня не рассчитывайте и, если речь идет все-таки о публикации, не
доказывайте мне напрасно, что она обойдется недорого.
553-а.
Дорогой Гоген,
Утром получил Ваше милое письмо, которое переслал брату. Ваша общая концепция
импрессионизма, воплощением которой является ваш автопортрет, – потрясающа. Мне не
терпится увидеть эту работу, но я заранее уверен, что не соглашусь взять ее в обмен: она –
слишком значительное произведение. Однако если Вы согласитесь оставить Ваш автопортрет за
нами, мой брат – я немедленно попросил его об этом – купит его у Вас при первом же
удобном случае, который, надеюсь, скоро представится.
Дело в том, что мы опять собираемся поторопить Вас с приездом. Сознаюсь, меня даже
во время работы не покидает мысль о создании мастерской, постоянными обитателями которой
будем мы с Вами, но которая станет убежищем и приютом для наших сотоварищей, когда им
круто придется в жизненной борьбе. После того как Вы уехали из Парижа, мы с братом провели
там еще несколько дней, которые навсегда останутся в моей памяти; они были заполнены еще
более пространными, нежели раньше, дискуссиями с Гийоменом, обоими Писсарро – отцом и
сыном и Сёра, которого я тогда не знал (я побывал у него в мастерской за час до отъезда).
Во время этих дискуссий речь часто заходила о том, что так живо трогает и меня, и
моего брата – о мерах, необходимых для того, чтобы обеспечить художникам нормальное
существование, средства производства (краски, холст) и участие в прибылях, которые картина
начинает приносить лишь много времени спустя после того, как она перестает быть
собственностью живописца.
Когда Вы приедете, мы снова вернемся к этим спорам.
Как бы то ни было, я покинул Париж в отчаянном состоянии – изрядно больным и
почти спившимся, что явилось следствием перенапряжения моих слабеющих сил; я замкнулся в
себе и ни на что уже не надеялся. Теперь на горизонте мне опять забрезжила надежда, которая,
то вспыхивая, то угасая, как маяк, подчас подбадривала меня в моей прошлой одинокой жизни.
Мне хочется, чтобы и Вы в наивозможно большей степени заразились моей
уверенностью в том, что нам удастся создать нечто долговечное.
Когда мы с Вами вскоре проанализируем эти бурные дискуссии, происходившие в
бедных мастерских и кафе Малого Бульвара, Вам станет до конца ясен наш – мой и моего
брата – замысел, который еще не претворился в жизнь в виде общества художников.
Тем не менее, как Вы убедитесь сами, этот замысел таков, что все шаги, которые будут
предприняты с целью исправить ужасное положение, сложившееся в искусстве за последние
годы, явятся либо развитием, либо повторением наших планов. Когда я изложу их Вам со всеми
подробностями, Вы увидите, что они строятся на незыблемых основах. И вы убедитесь, что мы
пошли гораздо дальше тех наметок, о которых Вам уже сообщили, и что это вполне естественно