Ван Гог. Письма

накричать на тебя во всю силу своих легких, снова требую: стань опять самим собой.

«Крестный путь» – ужасен. Разве гармоничны в нем цветовые пятна? Я не прощу тебе

банальности – именно банальности композиции. Когда Гоген жил в Арле я, как тебе известно,

раз или два позволил себе увлечься абстракцией – в «Колыбельной» и «Читательнице

романов», черной на фоне желтой полки с книгами. Тогда абстракция казалась мне

соблазнительной дорогой. Но эта дорога – заколдованная, милый мой: она сразу же упирается

в стену.

Не спорю: после жизни, полной смелых исканий и единоборства с природой, можно

рискнуть и на это; но что касается меня, я не желаю ломать себе голову над подобными вещами.

Весь год я работал с натуры, но думая ни об импрессионизме, ни о чем другом. Тем но менее я

еще раз дал себе волю и потянулся за звездами, которые оказались слишком велики, и вот снова

неудача. Теперь с меня довольно!

Итак, в настоящий момент я работаю над оливковыми деревьями, ищу различные

эффекты серого неба, противопоставленного желтой почве и зелено-черным пятнам листвы; в

другом случае земля и листва – лиловые, а небо желтое; потом земля красной охры, а небо

розово-зеленое. Что ж, меня это интересует больше, чем все вышеназванные абстракции.

Если я не писал тебе так долго, то лишь потому, что, борясь со своей болезнью и

стараясь успокоиться, я не имел желания спорить и считал все эти абстракции опасными для

себя. Когда спокойно продолжаешь работать, хорошие сюжеты приходят сами собой;

необходимо прежде всего вновь погрузиться в действительность, без заранее обдуманного

плана, без всех этих парижских предубеждений. Впрочем, я очень недоволен истекшим годом,

разве что он послужит прочным фундаментом для будущего. Я как мог проникся атмосферой

невысоких гор и оливковых рощ; посмотрим, что из этого выйдет. Мне не нужно ничего, кроме

нескольких клочков земли, колосящейся пшеницы, оливковой рощи, кипариса – его, кстати, не

так-то просто сделать.

Я спрашиваю тебя, любителя и знатока примитивов, почему ты, как мне кажется, не

знаешь Джотто? Мы с Гогеном видели еще одну его маленькую работу в Монпелье – смерть

какой-то святой. Выражение ее страданий и экстаза настолько человечно, зритель настолько

разделяет ее эмоции, что весь XIX век как бы чувствуется и присутствует в картине.

Если бы я своими глазами увидел твои картины, колорит их, пожалуй, привел бы меня в

восторг, несмотря ни на что. Но это касается только твоих портретов, причем таких, которые

сделаны тщательно. Портреты – вот что тебе полезно, вот уж где настоящий ты!

Вот описание одной картины, которая сейчас передо мной: вид парка вокруг лечебницы,

где я нахожусь. Направо – серая терраса, часть дома; налево – несколько кустов отцветших

роз и земля – красная охра, – выжженная солнцем, устланная опавшими иглами сосен. Эта

окраина парка окружена высокими соснами; стволы и ветви – красная охра, хвоя – зеленый,

омраченный смесью с черным. Эти высокие деревья вырисовываются на вечернем небе с

лиловыми прожилками на желтом фоне; желтое вверху переходит в розовое, затем в зеленое.

Замыкает вид стена (опять красная охра), а над ней – фиолетовый и охристо-желтый холм.

Гигантский ствол первого дерева расщеплен молнией и опилен, но одним из боковых суков

возносится вверх и низвергается вниз каскадом темно-зеленых ветвей. Этот исполин, мрачный,

как поверженный титан, контрастирует (если смотреть на него как на живое существо) с

бледной улыбкой последней розы на увядающем кусте. Под деревьями пустые каменные

скамьи, темный самшит; желтое небо отражается в луже: недавно был дождь. Последний

отблеск солнца усиливает темную охру до оранжевого. Между стволами там и сям бродят

черные фигурки.

Как видишь, вся эта комбинация красной охры, зеленого, омраченного серым, и черных

штрихов, обозначающих контуры, вызывает ощущение тоски, от которой часто страдает кое-кто

из моих товарищей по несчастью и которую они называют «черно-красной». А мотив огромного

дерева, пораженного молнией, и болезненная зелено-розовая улыбка последнего осеннего

цветка еще больше акцентируют это настроение.

На другом полотне изображено солнце, восходящее над зеленями; линии борозд убегают

вверх по холсту к стене и к цепи лиловых холмов. Поле – фиолетовое и желто-красное. Белое

солнце окружено большим желтым ореолом. Здесь, в отличие от первого холста, я старался

выразить покой, великую безмятежность.

Я пишу тебе об этих двух работах, в особенности о первой, с целью напомнить, что

выразить тоску можно и без всякой оглядки на Гефсиманский сад; а для того, чтобы создать

нечто мирное, успокаивающее, нет необходимости изображать персонажи нагорной проповеди.

Ах, тот, кто зачитывается Библией, поступает, разумеется, мудро и правильно; но

современность настолько сильно владеет нами, что даже когда мы пытаемся умозрительно

оживить для себя прошлое, мелкие события повседневной жизни неизменно нарушают ход

наших размышлений и наши дела поневоле возвращают нас к личным переживаниям –

радости, скуке, страданию, гневу, усмешке!

Библия, Библия! Милле с самого детства воспитывался на ней, он только и делал, что

читал ее! И однако он никогда или почти никогда не писал библейских картин. Коро, правда,

написал «Сад Гефсиманский» с Христом и звездой пастуха – и как возвышенно! В его

творчестве чувствуются Гомер, Эсхил, Софокл, а иногда и Евангелие – но настолько же

незаметно, насколько у него всегда преобладают современные, общие всем нам чувства. Ты

скажешь: а Делакруа? Делакруа, да! Но тогда тебе придется совсем по-иному изучать, да,

изучать историю, чтобы поставить все на свое место.

Итак, старина, с библейскими картинами ты дал маху. Это ошибка, хотя не каждый

способен совершить такую ошибку. Ну что ж, ты ее осознаешь, и ото будет, смею заверить,

потрясающе здорово. Иногда, чтобы найти свою дорогу, нужно поплутать. Возьми же реванш,

нарисовав твой сад таким, как он есть, или что-нибудь другое. Как бы то ни было, искать

возвышенное, благородное в фигурах – это очень хорошо; твои этюды свидетельствуют о

сделанном усилии, значит, время потрачено не впустую. Уметь делить холст на большие и

сложные планы, находить контрасты линий и форм – все ото, конечно, техника, трюки, кухня,

если хочешь, но в конце концов это свидетельствует о том, что ты все полнее овладеваешь

своим ремеслом, а это – отлично.

Как ни мерзко, как ни трудно заниматься живописью в наши дни, тот, кто избрал ее