Лив Нансен-Хейер - Книга об отце (Ева и Фритьоф)

Но Нансен обнаружил большие глубины. Имевшиеся на судне тросы не доставали до дна. Глубина могла здесь достигать 6000 футов, а возможно, и более. Ранее Нансен предполагал, что морские течения сильно влияют на водные массы этого мелковод­ного океана и что впадающие в него сибирские реки относят лед значительно дальше на север. В дневнике он писал: «Колумб от­крыл Америку благодаря ошибке в расчетах, к тому же не им самим выполненных. Бог знает, к чему приведет моя ошибка. Но я снова повторяю: сибирский плавник в Гренландии не обманет. Мы должны идти тем же путем».

Но вот они оказались в более северных широтах, и настроение улучшилось.

Первый сочельник принес с собой 37-градусный мороз и дивную лунную ночь. «Первое рождество так далеко от дома. Как я сто­сковался! Мы находимся на 79°11'. На две минуты южнее, чем были шесть дней тому назад. Дрейфа нет».

На корабле царило необычайно торжественное настроение. Все, конечно, вспоминали своих близких, но старались не показать этого товарищам. Все свечи и лампы были зажжены. Стол был накрыт с невиданной роскошью. Обед состоял из пяти блюд и разных деликатесов, а на ужин были поданы кофе, сигары и, на­конец, горы рождественских пирожков.

Самый торжественный момент настал, когда появились два огромных ящика с подарками для всех путешественников от ма­тери и невесты Скотт-Хансена.

В последний день этого года Нансен записал в дневнике:

«Вот и Новый год пришел-таки. Да, долог был этот год, много было и хорошего, и плохого. Начался он хорошо, появилась маленькая Лив. Зато как тяжело было расставаться! С тех пор я все тоскую и тоскую.

Мы прошли на север не так далеко, как хотелось бы. Но все же дело идет хорошо. Разве наши надежды и расчеты не оправда­лись сверх всякого ожидания? Жаль только, что несет нас и вкривь и вкось, не так, как я думал. Новогодняя ночь так пре­красна, что лучше не бывает. Через все небо перекинулась волную­щаяся цветная лента северного сияния. Ярче всего она в северной части неба. Тысячи звезд мерцают на синем небе среди сполохов, и мертвенная ледяная равнина бесконечно и безмолвно исчезает в темноте ночи. Покрытый инеем такелаж „Фрама" четко выри­совывается на фоне темно-синего небосвода».

Во время рождественской недели вся команда отдыхала. Но 3 января Нансен и Свердруп решили, что с отдыхом пора кончать. Долгое безделье во время полярной ночи могло бы пагубно отра­зиться на психике людей.

Нансен любил полярную ночь:

«Северное сияние раскинулось по всему небосводу серебряной пеленой, которая то желтеет, то зеленеет, то становится красной, то быстро свертывается, то снова колышется серебряной лентой. Вот заиграло оно язы­ками пламени высоко, в самом зените, вот метнуло яркий луч прямо над грризонтом. Затем пелена растворяется и пропадает в лунном свете.

Будто слышится вздох какого-то далекого духа. Лишь кое-где проплывает облачко света, неясное, расплывчатое, словно призрак. Но вот снова облака растут, опять мечут молнии, опять продол­жается эта бесконечная игра. А кругом вечная тишина, потрясаю­щая душу, как симфония бесконечности».

Порой в душу закрадывалась усталость. Причиной этого была тоска по Еве. «Устал я от твоей холодной красоты,— вздыхал вре­менами Нансен,— стосковался я по жизни...»

Однажды Амундсен воскликнул: «Не правда ли, мы самые счастливые люди на свете! Забот мы не знаем, все у нас есть». Скотт-Хансен согласился с ним, Юэлл же особенно радовал­ся тому, что здесь их не тревожат ни суды, ни векселя, ни кре­диторы.

Нансен некоторое время прислушивался к их разговору. Да, думалось ему, жизнь среди льдов имеет много преимуществ. Великолепный покой, жизнь, словно в монастыре, удаленном от внешнего мира. Но дома есть человек, который ждет... Нан­сен ушел в каюту, достал фотографии и письма Евы. «Сегодня маленькой Лив исполняется год. Дома конечно, праздник, а я сижу здесь. Беспокоятся ли они обо мне? Догадываются ли, где мы сейчас?»

Во время родов Нансен был все время рядом с Евой, и ни­когда не забыть ему того мгновения, когда она открыла глаза и спросила: «Ребенок жив?» — «Да, слышишь, кричит»,— отве­тил он.

«Твое лицо осветилось улыбкой, ты никогда не была так пре­красна, как в это мгновение. А когда увидела ребенка, расплака­лась от счастья и прошептала: „Ты только никому не рассказывай, знаешь, я никогда не видела ничего более прекрасного"».

Нансен сидел, погрузившись в воспоминания, когда Педер, просунув голову в дверь, сказал: «На небе какая-то необыкно­венная звезда». Нансен вышел посмотреть на нее. Прямо над краем льда, на юге, светился яркий красный огонь. Он мерцал и все время менял окраску. Это впервые показалась над горизон­том Венера.

«Удивительно, что она взошла именно сегодня. Это, должно быть, звезда Жизни [82] Жизнь — по-норвежски «Лив». (Прим. перев.) , звезда Лив, так же как Юпитер — звезда до­машнего очага».

Дрейф то повергал Нансена в отчаяние, то снова возрождал в нем надежду. Вся команда с интересом следила за дрейфом «Фрама». Если судно дрейфовало к югу и данные наблюдений показывали, что за несколько месяцев они почти не продвинулись на север, Нансен начинал думать, что где-то поблизости есть суша. Это объяснило бы характер течений в этом районе. Но стоило дрейфу принять северное направление, как настроение поднима­лось и мысль о «суше» исчезала. У Нансена зрел план достичь полюса на собачьих упряжках, но время для этого еще не пришло, надо было внимательно проследить, как далеко на север продрей­фует судно летом. Если «Фрам» всерьез начнет нести не в ту сто­рону, значит, отступать будет некуда.

18 января ему приснился странный сон. Как будто он, как и было задумано, достиг на собачьих упряжках Северного полюса — через Землю Франца-Иосифа — и возвратился домой, в Норвегию, но он не делал точных астрономических наблюдений, и, когда его спрашивали, где он побывал, он не знал, что отвечать. Интересно, что похожий сон приснился ему в 1888 году, когда он дрейфовал на льдине вдоль восточного побережья Гренландии и казалось, что их все дальше и дальше относит от цели. И тут ему присни­лось, будто он вернулся домой, пройдя через весь Гренландский материк, но, к стыду своему, ничего не мог рассказать о том, что видел, так как все забыл.

В конце января стало уже настолько светло, что в полдень можно было читать без освещения. В середине февраля солнце пронизало воздух своим отраженным светом, словно предупре­ждало о своем появлении. Волнующим зрелищем была эта плос­кая красноватая полоска над горизонтом, которая постепенно пре­вратилась в четыре-пять огненных горизонтальных линий, одна над другой, одинаковой длины. Первые признаки появления солнца от­метили небольшим праздником. Настоящий же праздник солнце­ворота наступил 20 февраля, но солнце в этот день не показалось. Небо было сплошь серое, ни один солнечный луч не проникал сквозь плотный слой облаков. Но ветряной двигатель работал ис­правно, и в помещении было светло. Снаружи термометр показы­вал минус 40°.