Исаак Кобылянский - Прямой наводкой по врагу

А вот что совершил по пьянке командир роты Тарасов. Дело было ранней осенью 1944 года в Литве. Преследуя отступившего противника, мы шли по просеке густого леса, за которым, судя по картам, находилось небольшое селение. Когда до опушки леса оставалось совсем немного, колонну остановили шедшие впереди разведчики. Они сообщили, что на окраине селения, метрах в трехстах от опушки, немцы роют окопы, мы можем застать их врасплох. Прозвучала команда: «Рассредоточиться и, соблюдая тишину, выйти к опушке леса. Приготовиться к атаке по сигналу — зеленая ракета». Пока мои солдаты подкатывали орудия к опушке, я в бинокль рассмотрел противника. Человек тридцать, большинство которых было обращено к нам спиной, копали траншею вдоль приусадебных огородов. Обувь копавших не виднелась, видимо, глубина траншеи была около полуметра. Ничто не тревожило немцев. Такой выгодной ситуации для внезапного удара по беспечному противнику еще не бывало.

По цепочке передали, что до сигнальной ракеты остается около пяти минут. В полнейшей тишине все напряглись до предела, как вдруг из леса выскочил всадник на белом коне и, держа в одной руке пистолет, с криком «За Родину, за Сталина!» лихо помчался на немцев. Это был пьяный в стельку старший лейтенант Тарасов. Он все пришпоривал лошадь и начал стрелять на ходу. Немцы всполошились, открыли огонь по всаднику и, рассредоточившись, заняли оборону в еще не законченной траншее. Конь под Тарасовым упал, но герой наш уцелел и, враз протрезвев, по-пластунски пополз к опушке. Последовавшая за этим атака была отбита дружным огнем немцев, у нас не обошлось без потерь. Вскоре стемнело, а на рассвете мы без боя вошли в оставленное противником селение. Досада из-за нелепо утраченной возможности застать немцев врасплох не проходила. Повлекла ли за собой «кавалерийская атака» какие-нибудь последствия для пьянчуги? Не помню. Во всяком случае, Тарасов после этого случая продолжал воевать на прежней должности. Будь на то моя власть, ему бы не поздоровилось!

* * *

Среди персонажей этой главы нет ни одного положительного героя. Следует ли из этого,что в моем окружении большинство составляли трусы, воры и алкаши? Нет и еще раз нет! Чтобы убедиться в этом, достаточно перелистать остальные главы, герои которых — достойные люди, мужественные воины.

Под словом «политработник» я подразумеваю и комиссаров, и политруков (заместителей командиров подразделений по политической части). Эти должности были, по-моему, пережитком времен Гражданской войны. В те годы, когда многими частями молодой Красной армии командовали бывшие царские офицеры, контроль за их действиями вели представители партии — комиссары. Но зачем нужен был партийный контроль теперь, когда, поступая в военное училище, будущий командир должен был письменно ответить на вопросы, чем занимались его родители до 1917 года, не был ли он и его родственники в белой гвардии или в оппозиции большевикам? Кроме того, немало теперешних командиров сами состояли в партии. Поэтому, будучи сторонником единоначалия в армии, я с удовлетворением воспринял приказ об упразднении института политруков (вот только не помню точно, когда он появился: вроде бы в 1943-м).

Другие реформы этого периода меня поначалу озадачили, лишь со временем я привык к ним, а некоторые посчитал правильными. Одной из реформ были введены термины «офицер» и «офицерский состав» для среднего командного состава. Одновременно в форму одежды вводились погоны. Этим возвращались традиции старой русской армии, которую до недавнего времени, кроме как «царской», не называли, а слову «офицер» непременно сопутствовало «белый» или «царский». Не сразу понял я, почему «Интернационал» стал теперь исключительно партийным гимном, а появился второй гимн — государственный.

В нем были смущавшие меня слова «великая Русь». Раньше они считались синонимом «великой и неделимой Российской империи», а ведь нас долго и упорно учили ненавидеть ее как «угнетателя народов» и «жандарма Европы». Но ничего, прошло время, и все привыкли к новшествам...

Вернусь к армейским .политработникам, среди которых, как везде, были самые разные люди. Храню теплые воспоминания о простоватом, но добросердечном и общительном Сысолятине, которого любили солдаты батареи. Помню, как неловко чувствовал он себя во время боев, не зная, как и чем помочь подопечным, каждый из которых выполнял приказы своего командира, и содействие политрука никому не требовалось.

Некоторое время заместителем командира полка по политчасти был у нас пожилой лысый полковник Григорьев (полком тогда командовал майор). Говорили, будто Григорьева понизили с какой-то очень высокой должности за то, что не угодил своему начальству. Это был на редкость интеллигентный человек, умевший выслушать простого солдата, по-простому с ним побеседовать, успокоить, обнадежить. Выслушав рассказ солдата о том, как бедствует на родине его семья, Григорьев, не откладывая, писал обращение к руководителям местной власти о необходимости помочь семье гвардейца. Во многих случаях помощь была оказана.

После Григорьева был майор Тарасов. Помню его «успокаивающую» дезинформацию за несколько часов перед драп-маршем из «Балки смерти».

По рассказам знакомых из других подразделений были и скверные люди среди политработников. Одним хотелось подчеркнуть свою значимость, и они постоянно лезли не в свое дело, в открытую перечили командиру подразделения, затевали склоки.

Другие «подсиживали» командира втихомолку, используя обязанность регулярно сообщать в политотдел о происходящем в подразделении (кажется, эти рапорта назывались «политинформациями»).

Кого было больше, «хороших» или «плохих» политруков, не знаю. Наш Сысолятин определенно был из «хороших».

Идеологическим просвещением советских воинов занимались не только политруки, инструкторы политотдела дивизии и газеты (от дивизионных многотиражек до центральной прессы). На наших фронтовиков были также направлены усилия вражеской пропаганды. Ею были наполнены листовки на русском языке, сбрасываемые с самолетов. С другими видами немецкой пропаганды я не сталкивался, а о листовках хочу рассказать.

Первая листовка, которую я нашел на земле весной 1943 года, содержала обращение руководства «Союза за освобождение России от большевиков» (написанное название союза условно, истинного я не помню) ко всем солдатам и командирам Красной армии. В обращении разоблачался антинародный сталинский режим, против которого уже выступили истинные патриоты Родины, лучшие представители русской интеллигенции, генералы, профессора, журналисты, врачи. Все они, как было написано в листовке, перешли на сторону немецкой армии, несущей свободу угнетенной России (стараюсь передать смысл того обращения, так как текста я, естественно, не помню). Далее следовал призыв ко всем, кому дорого будущее России, сдаваться в плен. Пароль для сдачи: «Штык в землю!» (пароль помню точно!).