Федор Раззаков - Страсть

Уже с самого начала нашей совместной жизни я не могла называть его «дураком» – так он себя поставил. Он и меня никогда не обзывал. Самое обидное было: «Нинок, у тебя, оказывается, нет чувства юмора». Или когда я, например, начинала выговаривать ему что-то, а Леня вставал и уходил. Я ему вслед: «Нет, ты послушай!» Он поворачивался: «Не хочу видеть тебя такой». Я сразу осекалась: «Неужели я так отвратительна?»

В гости к нам заходили только по делу. У нас не было шумных многолюдных застолий. Весь свой юмор Леня воплощал в фильмах. А дома он был как тихий, милый, большой ребенок. Все время был занят мыслями о работе. Отношения с артистами у него тоже сложились спокойные. В жизни мы всегда соблюдали дистанцию…

Он много занимался с дочкой Оксаной, но никогда не сюсюкал. В восемнадцать лет она вышла замуж. Отец спросил: «Где вы будете жить? На что?» Так они с мужем стали справляться сами. Она училась и работала, денег никогда не просила. Леня иногда говорил: «Может, им денег дать?» А я в ответ: «Дадим, когда попросит». Но она не просила…

У Лени на столе могла перегореть лампочка, а он говорил: «Слушай, Нинок, там у тебя лампочка перегорела». – «Где?» – «У меня на столе». – «Так у кого не горит-то? У тебя или у меня?» – «Ну ладно, у меня». – «Возьми в шкафу новую лампочку. Ту выверни, а эту вставь». Приходит потом с перегоревшей лампочкой на кухню: «А эту куда?» – «Вон туда, в мусорку». Вот таким он был…

Леня прекрасно водил машину, но когда с ней что-то случалось, мог прийти и сказать: «Нинок, у тебя там что-то капает». Я спрашиваю: «Где, что?» – «Ну не знаю, – говорит, – я посмотрел, а там внизу что-то мокрое». А что капает – антифриз или масло, – его не интересовало…

Конфликты у нас бывали в основном по мелочам. Представляете, человек, собираясь по делам, первым делом надевает ботинки. А потом начинается: «Ой, Нинок! Я папку забыл! Извини, я очки в комнате оставил. Будь любезна, принеси записную книжку…» И так до бесконечности! И каждый день!

У нас был момент, когда я сказала: «Лень, все. Я устала. Больше не могу. Все на мне. Ты занимаешься творчеством, тем, что тебе интересно. А я как вол везу на себе весь дом, Оксану. Все, я уезжаю к маме». Он помолчал, а потом тихо так говорит: «Ну как же ты не понимаешь: если ты уйдешь, я погибну».

Было такое время, когда из магазинов лук пропал. На улице к машине с луком стояла огромная очередь. А Леонид Иович имел книжку инвалида войны. Я пришла домой, говорю: «Леня, там такая очередь! Пожалуйста, сходи, купи хотя бы килограмчик». Он пошел и исчез на четыре часа. Возвращается – в руках авоська с килограммом лука. Оказывается, он отстоял всю очередь, потому что стеснялся лезть вперед. «Почему ты купил один килограмм, ведь там давали по три?!» – воскликнула я. «Но ты же просила килограмм!» – ответил Гайдай…

Цветы мне Гайдай дарил каждое воскресенье. А однажды пришел без цветов и грустно так спросил: «Нинок, я очень старый?» – «Какой ты старый, что за ерунда?» – «Я на рынке подошел к одному грузину (или, может, азербайджанцу), спросил, сколько стоит роза». – «Три рубля». Я пошел дальше, думаю, может, подешевле найду. И вдруг этот старик мне вслед кричит: «Отец, я уступлю». Я посмотрел на него – он такой старый, седой. Думаю: «Какой же я ему отец?» Так расстроился из-за этого, что не стал покупать цветы…»

В ноябре 1993 года Гайдай угодил в больницу. Жена добилась того, чтобы врачи разрешили ей все время находиться рядом с ним. У нее на руках он и умер 19 ноября. По ее словам: «Леня умер от тромба легочной артерии. Только что мы сидели, разговаривали, он меня прогонял домой, говорил: «Иди, уже поздно, сейчас криминальная обстановка». И вдруг как-то вперед наклонился. Я боялась, что у него случится инфаркт, ведь у Лени была аритмия. Я обняла его одной рукой, а другой держала за голову. И он на руках у меня умер. Я сразу даже не поняла, что произошло».

В интервью газете «Мегаполис-экспресс» в июне 1997 года Нина Гребешкова заявила: «Фильмы моего мужа показывают по телевидению, они выходят на видеокассетах, но я ничего не получаю ни от телевидения, ни от кино, ни от продажи кассет. Мне кажется, это несправедливо. Ходила выяснять, но мне сказали, что платят только живым, а нам ничего не положено, хотя все документы по наследованию авторских прав у меня на руках. И я живу только на собственную пенсию».

Эта ситуация не изменилась до сих пор: жена великого комедиографа не получает ни копейки с проката фильмов Гайдая. И это притом, что пенсия Гребешковой в 2003 году составляла всего 1500 рублей. Но она держится молодцом. В апреле 2003 года она заявила: «Это хоть и небольшие деньги, но мне ничего не надо, у меня все есть. У меня есть душевное равновесие, есть внучка Ольга, которая хоть и пьет мою кровь (смеется) , но прекрасно учится и получает повышенную стипендию. На жизнь нам хватает».

Знаменитый советский актер («Свадьба», «Золушка», «Джентльмены удачи» и др.) относился к категории однолюбов – он долгие десятилетия был женат на одной женщине. Звали ее Хеся Локшина. А познакомился с ней Гарин в 20-е годы благодаря своему театральному учителю Всеволоду Мейерхольду. Молодой актер пришел в его театр, где уже служила актрисой 20-летняя Локшина. Эта миниатюрная девушка с глазами-маслинами настолько сильно очаровала Гарина, что он чуть ли не сразу после их знакомства сделал ей предложение. Девушка согласилась, поскольку тоже успела влюбиться в своего кавалера с первого взгляда.

По словам очевидцев, их союз был основан на подлинной любви и уважении друг к другу. Супруги прожили вместе почти 60 лет, и лишь однажды их отношения дали трещину. Случилось это в 1935 году, когда Мейерхольд выпустил новую версию «Ревизора» с Эрастом Гариным в роли Хлестакова. Когда спектакль только репетировался, Мейерхольд пригласил в качестве редактора 21-летнюю Любовь Фейгельсон-Рудневу, которую случайно заприметил на одном из поэтических вечеров (она великолепно читала стихи русских классиков и революционных поэтов). Девушка должна была наблюдать за репетициями «Ревизора» и вести подробную запись проходов, жестов, интонаций артистов и особенно Гарина в роли Хлестакова. Актер и редактор познакомились, а вскоре их отношения из дружеских переросли в любовные. Итогом этого романа стало рождение ребенка – дочери Ольги. Гарин встал перед трудным выбором: уйти из семьи или остаться. Он выбрал последнее, поскольку знал, что Локшина не переживет расставания с ним. А чтобы расставание с бывшей возлюбленной было окончательным, Гарин (вместе с Локшиной) уехал в Ленинград, где поступил на работу в Театр комедии. Именно там его застало страшное известие об аресте Всеволода Мейерхольда. Его театр ГосТИМ был закрыт, а сам режиссер сгинул в застенках НКВД (много позже выяснится, что Мейерхольд был расстрелян в феврале 1940 года).