Патрисия Познер - Аптекарь Освенцима. Неизвестная история Виктора Капезиуса

Он осмотрел меня с головы до пят и снова улыбнулся, заговорил холодным голосом, смеясь надо мной. Меня это так злило, что я едва понимала сами слова. Но вскоре его голос достиг моего сознания.

– Будешь гинекологом, – рявкнул он. – Об инструментах не беспокойся… их у тебя не будет. Твоя аптечка теперь принадлежит мне, как и твои интересные часы… Да, и документы твои у меня, они тебе не понадобятся. Можешь идти.

Больше я его не видела [398] Perl, I Was a Doctor in Auschwitz, 16–17. .

Рассказ Перл застал Капезиуса врасплох.

– Не помню этой женщины, доктора Гизеллы Перл, – медленно сказал он, немного помолчав. – Но не хочу говорить, что я ее не знал.

Позже Капезиус попытается очернить репутацию Перл, рассказав журналисту, что «Менгеле нужны были эмбрионы [для исследований] <���…> Так что Перл провела много абортов, пока не удалось получить живой эмбрион, с которым можно было работать» [399] Интервью Капезиуса в: Schlesak, Druggist of Auschwitz, Hardcover Edition, 371. . Когда Перл «узнала, что мать и ребенка забирали в исследовательский центр и использовали как подопытных кроликов, после чего обоих увозили в крематорий», она «решила, что больше не допустит беременностей в Освенциме. <���…> Ночью, на грязном полу, грязными руками. <���…> Сотни преждевременных родов, и никто не знал, каково мне было уничтожать этих малышей, но если бы я этого не делала, и мать, и ребенок были бы жестоко убиты» [400] Nadine Brozan, «Out of Death, A Zest for Life», New York Times, November 15, 1982. .

Капезиус снова замолчал и попытался вернуть самообладание. Только что сказав, что он не знал Перл, теперь он клялся, что «ничего у нее не отбирал. Я точно знаю, что никогда ничего не забирал у заключенных, к тому же часы для личного пользования». Он все отрицал.

– Я никогда не участвовал в отборе на платформе Биркенау, – утверждал он. – Бывало, что я видел на платформе заключенных, как я уже говорил, когда приезжал за чемоданами. Иногда я оказывался там во время проведения отбора и издалека слышал приказы «налево» и «направо». Но сам я никогда в этом не участвовал [401] Цит.: Staatsanwaltschaftliche Vernehmung, 9. .

Затем Капезиус изложил главные аргументы защиты: он всеми силами сопротивлялся приказу проводить отбор на платформе Биркенау.

– Да, доктор Виртс сказал, что я тоже должен принимать участие в отборе. Это было, если память мне не изменяет, в конце лета 1944 года. Я помню, он объяснил эту необходимость тем, что все завалены работой, не хватает рук [потому что в лагерь привозили сотни тысяч евреев из Венгрии]. Когда я пояснил доктору Виртсу, что не хочу в этом участвовать, и это не часть моей работы, он разозлился и сказал, что он здесь верховный судья, может в любой момент меня пристрелить и ему ничего не будет. Я не стал настаивать на своем, потому что боялся быть убитым. Отношения у нас были не очень, еще и потому что я не участвовал в пьянках, которые устраивали эсэсовцы. Я ездил со всеми в Брикенау, но мне всегда удавалось улизнуть. Все свое время я посвящал медикаментам [402] Там же. .

– Доктор Капезиус, мне сложно поверить вашим словам, – ответил Кюглер. – Раньше вы говорили, что чемоданы с медикаментами выдавались офицером в форме. И, раз ваша помощь требовалась на платформе в связи с прибытием огромного количества заключенных, сложно представить, что вам удалось избежать судьбы ваших коллег-врачей. Как вы это объясните?

– Здесь нет противоречия, – поспешил ответить Капезиус. – Некоторых врачей работа в лагере, в том числе обязанность проводить отбор, вгоняла в депрессию, и они начинали много пить. Они были готовы на все ради бутылки шнапса. Вот я и давал им алкоголь в качестве взяток.

– Можете назвать этих врачей?

– Даже одного имени не вспомню. Возможно, доктор Рёде или доктор Менгеле. У кого-то из них была широкая грудная клетка, такой высокий мужчина, просто великан.

(Капезиус в очередной раз противоречил сам себе: позже он сказал, что рост Менгеле составлял 162 см, на 8 см ниже его – это явно не «великан»).

– Как часто вы это делали? – продолжал Кюглер.

– Доктор Виртс только один раз сказал мне участвовать в отборе. Другие врачи часто получали от меня шнапс. Я сделал это [дал алкоголь как взятку], чтобы откупиться от участия в отборе. Сказал доктору о том, что не смогу принять в этом участие и что он должен меня заменить, а если он это сделает, получит от меня бутылку шнапса.

Кюглер сменил тему.

– Циклон Б был как-то связан с вашими обязанностями?

– Нет, – ответил Капезиус без секунды задержки.

Кюглер достал несколько бумаг. Это были показания Игнация Голика, политического заключенного, который был в Освенциме чуть ли не с самого начала. Голик был капо и к приезду Капезиуса давно работал в эсэсовской клинике. По его словам, Капезиус отвечал за сохранность циклона Б (и его содержание в кладовой аптеке), и Голик часто помогал эсэсовцам загружать канистры яда в машину, поставляющую их в газовые камеры.

Создалось впечатление, что Капезиус не раз тренировался отвечать «нет» на этот вопрос, чувствуя, что избежать его не удастся.

– Я не работал с циклоном Б. Более того, я даже не использовал его в целях очистки бараков. Я слышал, что ядовитый газ хранился в бункере. Из рассказов и слухов я со временем узнал, что циклон Б использовался для умерщвления заключенных. <���…> Могу сказать только то, что уже сказал: находясь в Освенциме, в 1944 году, я никак не был связан с циклоном Б [403] Там же, 10. .

Далее Кюглер спросил, что Капезиус скажет в ответ на слова его главного помощника, заключенного Фрица Петера Штрауха. Он тоже рассказал, что ядовитый газ держали в аптеке до и на протяжении октября 1944 года.

– Если Штраух говорит так о событиях до октября 1944 года, он ошибается.

Возможно, предположил он, свидетель перепутал циклон Б с швайнфрутской зеленью, смесью соли, меди и мышьяка, также известной под названием «парижская зелень». В XIX веке ее использовали как краску, пока ее токсичные компоненты не мутировали в то, что в XX веке стали использовать в качестве пестицида. Швайнфрутская зелень хранилась в лагере под присмотром других эсэсовцев на случай необходимости «борьбы с насекомыми» [404] Там же, 8. . Возможно, говорил Капезиус, швайнфрутская зелень хранилась в кладовой аптеки, но он не помнил точно.

Кюглер перешел к обвинениям Капезиуса в снабжении врачей препаратами, которые те использовали в смертельных экспериментах. Голик сообщил, что аптекарь предоставлял врачам фенол; главным «клиентом» был Йозеф Клер, глава освенцимского так называемого «отдела дезинфекции». Фенол использовался для убийства заключенных, вводя препарат внутрисердечно. Капезиус утверждал, что имя Клера узнал только недавно из-за этих процессов, и что «во время службы в Освенциме [он] не знал, что заключенным делали инъекции. Сегодня [он] впервые услышал, что заключенным в Освенциме кололи фенол».