Михаил Талалай - Княжна Голицына – принцесса моды

Во время пребывания в Румынии мы нередко переписывались с мамой через дипломатическую почту. Она не торопила меня с возвращением, хотела, чтобы я насладилась как нужно отпуском, чтобы ела вволю и развлекалась. В Италию я вернулась лишь в конце лета. В Бухаресте все еще находился генерал Делла Порта, он собирался возвращаться в Италию, нанял для этого целый вагон, чтобы вывезти в нем мебель. Он предложил мне переправить в Италию любые продукты: муку, рис, ветчину и т. д., поскольку и сам собирался везти все это в Рим. Так, по возвращении в Италию мы с мамой могли прилично питаться в течение длительного времени. Домой меня сопровождал именно Филиппо Анфузо, он не хотел, чтобы я возвращалась в одиночестве. Мы были вынуждены остановиться в Триесте, не помню по какой причине. Но я была очень довольна, что увидела этот блестящий город. Мама прятала еду: ведь она была настоящим чудом. В Риме уже не было даже соли, как, впрочем, и кофе; яйцо стоило две лиры по карточкам либо двадцать на черном рынке. А мама отказывалась пользоваться черным рынком: «Если еда кончилась, не беда. Нам хватит черного хлеба».

Я решила узнать, что происходит с Карло. Тех четырех месяцев, что прошли и в течение которых его брак потерпел крушение, было недостаточно, чтобы забыть о нем. Выяснилось, что в этот период он начал играть в карты и продул все свое состояние в Монте-Карло. Я решила, что мне повезло. Встретились мы вновь лишь много лет спустя. Карло возвращался из Америки, а я собиралась выйти замуж. Карло произвел на меня большое впечатление и вызвал острую ностальгию. Это было в июле 1949 года. Потом он умер, кажется, в Бельгии. Это было самое большое увлечение в моей ранней молодости. И сколько бы я ни пыталась припомнить, о чем мы тогда разговаривали, не вспоминаю почти ничего. Но, возможно, наша последняя встреча приобрела для меня значение только по истечении времени.

И еще один мальчик нравился мне в то время. Звали его Сандро Сенни – это был юноша с золотым сердцем. Когда он отправился на войну, я чувствовала, что он не вернется. Я проводила много времени в его семье на вилле в Гроттаферрате. Меня приглашали каждое воскресенье, иногда я приезжала туда уже в субботу. Там были гости любого возраста. К Сенни я была привязана много лет, его семья была очень дружной, и у них я чувствовала себя как дома. У него было три брата: Джанни, Алессандро и Филиппо, который позже был свидетелем на моем бракосочетании. А еще очень милая сестренка, которая сейчас живет в Америке в чудесном имении в Мэйне. Мальчики почти все умерли. Джанни был моего возраста, он прекрасно играл на пианино. Я и мои подруги предпочитали проводить время со старшими братьями, которые, как легко понять, в свою очередь водили дружбу со сверстницами. Их отца я знала недолго, он вскоре умер. Его жена, американка, разводила овец и обожала свой сад. Это была очень богатая семья, она занималась производством тканей.

В 24 года обо мне говорили: красавица. Глубокий взгляд из-под изогнутых бровей, высокая, тонкая, элегантная фигура, темные волосы, густые и пышные, хорошо сочетавшиеся со светлой и шелковистой кожей. Многие друзья писали мне из Африки во время войны, выпрашивая фотографии, чтобы похвастаться перед товарищами, но лишь один из них признавался в любви. Звали его Илло Квинтавалле: красивый парень с каштановой шевелюрой, чемпион Италии по теннису. Он настаивал, чтобы я вышла за него замуж. Помню один эпизод, произошедший в Форте-дей-Марми. Я гостила у Мариты Гульельми – очень симпатичной подруги. В Виареджо проводился важный чемпионат по теннису. Когда приходилось смотреть соревнования, я до смерти скучала, теннис мне не нравился. В тот день среди игроков был Илло, и когда он делал ошибки, я смеялась. Все мы потом пошли в ресторан. Он сразу же стал за мной ухаживать. Когда, наконец, мы решили возвратиться домой, Илло вместо того, чтобы отправиться на велосипеде, предложил совершить романтическую прогулку в карете. На следующий день, чтобы ему никто не помешал, он даже запер в шкафу подружку, которую захватил с собой в отпуск.

Затем началась война в Африке, и он уехал туда. Он писал мне прекрасные письма, просил мои фотографии. Он очень нравился моей маме, а я нравилась его семье, которой принадлежало большое имение в Мальпенсе, под Миланом. Все они были очень симпатичными людьми и настаивали, особенно сестры, на том, чтобы я приняла предложение Илло. Но у меня были иные виды на будущее. А потом, я бы никогда не захотела жить в Милане. В какой-то момент, понимая, что ему не удается завоевать мое сердце, Илло снял квартирку в Риме, чтобы быть ко мне поближе. Мало того, он еще и попросил маму давать ему уроки русского языка, таким образом я постоянно видела его у себя дома. Мы вместе выходили, шли на танцы с группой моих друзей. Он был красивым мужчиной, получил диплом инженера, вообще был блестящим человеком. Он нравился мне, но я не была в него влюблена. Илло был слегка снобом, полон очарования, у него были деньги, да еще спортсмен-чемпион. Он был уверен, что все женщины должны падать к его ногам, был избалован и, как у многих миланцев из высшего света, у него было много весьма миленьких подружек, с которыми вряд ли он порвал бы после свадьбы. Илло, правда, отрицал подобные подозрения, но я ему не верила, это было бы наивно с моей стороны. Так или иначе, Илло женился, а я стала лучшей подругой его жены Маризы, обаятельной женщины, которая во многом помогла мне в тяжелые моменты жизни. У них был только один сын. Мариза работала в госпитале им. Умберто Веронези, занималась благотворительностью. Много лет спустя, когда я узнала, что у меня опухоль, я сразу же обратилась к ней, и она помогла мне и осталась со мной рядом. К сожалению, именно Мариза позже стала жертвой этой болезни. Став вдовцом, Илло очень изменился, он не женился вновь и все свои чаяния и надежды отдал религии.

К тому времени я уже покинула учреждение Паолуччи и сменила работу. Сам Паолуччи представил меня Мальджери – крестному отцу Руди Креспи, который являлся монополистом по прокату иностранных фильмов: моя задача состояла в синхронном переводе в частных залах, когда туда приглашали важного гостя для просмотра фильмов. Например, такой шедевр, как «Великая иллюзия» Жана Ренуара, был запрещен в Германии и Италии, несмотря на успех, который фильм получил на Венецианском фестивале в 1937 году. У нас в стране оставалась лишь одна копия этого фильма, и она постоянно демонстрировалась в частных аудиториях.

Мне очень нравилось зарабатывать деньги. Часть из них я отдавала маме, а остальное оставляла себе, чтобы покупать то, что мне хотелось. Полагаю, что я была, хотя и умеренно, бунтаркой, которая старалась бежать впереди времени. Я хотела быть свободной, уклонялась от замужества, проповедовала независимость и равные права женщин в отношении мужчин, мечтала о том, чтобы жить путешествуя, не имея обязательств, и даже предала забвению некоторые собственные правила.