Михаил Талалай - Княжна Голицына – принцесса моды

В эти дни заключения я с трудом старалась не потерять контроль над собой. Мне очень помог адвокат Барбьери, который находил возможность посещать меня каждый день. И наоборот, со мной очень плохо обращались надсмотрщицы тюрьмы, они не проявили ко мне даже минимума гуманности, хотя бы в рамках тюремных правил. В момент моего ареста стоял жестокий холод. Мы вошли в небольшую комнату, и женщина начала обыскивать мой чемодан. Она вытащила оттуда все, что там было, медленно, предмет за предметом. Я умирала от холода, а она раздела меня: я осталась голой, с босыми ногами на каменном полу. У меня не попадал зуб на зуб, я ослабела еще и потому, что была голодна, но узнала, что никто не даст мне ничего поесть до трех часов дня. Я попросила, чтобы мне разрешили что-нибудь надеть на себя, поскольку они свернули все мои вещи в большой узел, снабдили его номерком и сунули среди тысяч других. Но никому не было дела до меня. Наконец, мне, как и остальным заключенным, выдали красный шерстяной свитер, но он был мал и короток в рукавах.

Потом мне вручили военные одеяла, очень тяжелые, и я должна была подняться на три этажа выше, волоча их за собой. Страж сопровождал меня, не пытаясь хоть как-то помочь, хотя и останавливал меня каждые две минуты, видя, что я выбиваюсь из сил. В качестве великой уступки мне позволили разместиться в больничном отделении. Охранники утверждали, что там будет лучше, даже несмотря на наркоманов. Это отделение я никогда не забуду, даже сейчас, когда я говорю об этом, меня бьет озноб. Невозможно представить себе все эти вопли, вспышки агрессии с попытками разбить витрины, в которых хранились наркотики.

Мне велели застелить кровать, но одна из женщин поняла, что я не в состоянии надеть пододеяльник, и помогла мне. В первые три дня ничего нельзя было купить. Затем привезли тележку, и тот, у кого были деньги, мог купить булочку. В ином случае можно было остаться голодным, еда была просто несъедобной. Заключенная, что помогла мне застелить постель, предложила чашечку горячего кофе «капуччино», и это спасло мне жизнь – я ничего не ела со вчерашнего вечера. Единственно, что было хорошего – умывальник и туалет рядом с комнатой. Но, чтобы умыться, нужно было выйти на открытое место, где был холодный душ. Я хотела получить хотя бы зубную щетку, но и она появилась только через два дня. Из всего этого периода с удовольствием вспоминаю только Марию, с которой я делила камеру. Она расспрашивала меня обо всех знаменитостях, о которых писали журналы. Она была голландкой и обручена с одним заключенным. В конце концов, Мария решила заказать мне свадебное платье.

Адвокат успокаивал, говорил, что это вопрос нескольких дней, пытался ободрить, но меня пугало и само освобождение: так я боялась фотографов и журналистов. К счастью, Барбьери оказался на высоте, когда пришел за мной. При помощи одной уловки мы смогли избежать встречи с журналистами. Вернувшись домой, я увидела, что весь дом буквально заставлен цветами, завален горами орхидей от незнакомых людей, мне посылали письма, послания, заверения в солидарности. Я оставалась под домашним арестом в течение шести месяцев, и специальный агент все это время ходил беседовать со мной.

К сожалению, подписи на документах, приведшие к новому банкротству, стояли мои, хотя и были подстроены Сильвио. В тот период я чувствовала себя поистине униженной. Если мне нужно было выйти или поехать куда-нибудь, я должна была просить в комиссариате разрешение. Когда мне захотелось поехать на остров Искья, к моей подруге, я была вынуждена поставить свои подписи в полиции, как перед отъездом, так и по приезде. Я чувствовала себя вроде преступницы. Могу, однако, сказать, что после этого опыта я стала работать лучше и горжусь этим. Должна также отметить, что за все хорошие вещи в своей жизни я заплатила сполна. Опыт тюрьмы не был абсолютно негативным, если вспомнить, например, большую сердечность соседок по камере.

Коллекция, которую я создала после своего тюремного заключения, была одной из лучших за всю мою карьеру. Я открыла ее тремя пижамами, которые были разукрашены вышивкой и стоили целое состояние. Одна из них – черная, с каскадом из стразов и огромным двойным, театральным головным убором. Другая – белая, вышитая рубинами, с белым капюшоном, а третья – с черным капюшоном. Я доказывала администрации фирмы, которая закупила марку Голицыной, что после банкротства мне необходимо утвердить эту марку и свое творчество, заявив: «Я та самая, которая создала пижамы». Это было моей визитной карточкой. А потом, эти изделия я всегда считала своим талисманом, несущим удачу, в которой я так нуждалась. Я пошла к вышивальщицам и наседала на них, пока недобилась того, что хотела. Я начала с дефиле на площади Сиены, и это был успех.

После второго банкротства в июне 1990 года марка Голицыной была закуплена обществом «Ксинес», которым руководила Джада Русполи, чей муж был племянником Сильвио. Если быть точной, Луис Мизази является сыном сестры Сильвио и живет в Бразилии. Его отец – президент биржи в Сан-Паулу, покончил с собой, когда узнал, что у него рак. Это был человек, которого я обожала: интеллигентный, блестящий, забавный. Возможно, я любила его больше всех в их семье. Мы понимали друг друга с полуслова. С молодых лет Луис должен был заниматься делами своего отца. Очень молодым он и женился, у них с женой родились мальчик и очаровательная девочка. К сожалению, мальчика они потеряли, а это был исключительный ребенок, умный, спортивный, его все любили. Ему было 16 лет. Вместе со своими кузенами он занимался джоггингом в городе и, когда пересекал улицу, попал под автобус и погиб.

Луис страдал необычайно. Впоследствии он женился на Джаде Русполи, и у них родилось трое сыновей. Джаду я знаю с детского возраста, я брала ее с собой в Америку, когда ей было всего 17 лет, и ее родители только что развелись.

Я ничего не сообщала Луису, когда меня посадили в Ребиббию. Я не хотела причинять ему дополнительных страданий. Когда меня освободили, он позвонил сообщить, что отправляется в Кортину за детьми, но вскоре вернется и встретится со мной. Я посоветовала Луису встретиться с нашими друзьями Арнальди. Они и рассказали ему о том, что случилось. Как только Луис оказался в курсе моих злоключений, он перезвонил с упреками: «Ты совсем с ума сошла, почему ты меня не предупредила?» Я ответила: «У тебя самого было столько проблем, не хватало только моих». С этого момента с помощью Джады Русполи мой племянник Луис занялся моими делами, рассчитывая на сотрудничество с семьей Арнальди – своими итальянскими друзьями, и адвокатом Фарэ – специалистом по делам торговых марок.

Теперь марка принадлежит обществу «Ксинес», но я сохраняю контроль над производством, начиная с творческой фазы, и не только в отношении одежды, но и по всем «лицензиям», число которых со временем увеличилось: от линии престижных покрывал и пледов до домашнего белья, от линии бижутерии до кожаных изделий, купальных костюмов, зонтов, очков, трикотажа, элегантных костюмов для коктейля, подвенечных платьев и спортивных меховых изделий, и, наконец, от линии плащей и жакетов для женщин до изделий из фарфора для Ричарда Джинори. Я создала один из наборов посуды, вдохновляясь декоративными мотивами своей столовой, воспроизвела в уменьшенном виде трельяж, разумеется, более легкий, с золотистыми бордюрами и росписью малахитовым и бирюзовым тонами. Одну пьемонтскую фирму я попросила изготовить посуду по тем образцам, которыми владела моя семья, часть из них была представлена фирмой Ступиниджи на выставке предметов искусства из коллекций Эрмитажа. Первоначально было 220 предметов особой ценности, подаренных царю одной из наших прародительниц, но впоследствии многое из коллекции было утрачено. Самое удивительное, что посуда была создана туринскими мастерами, работавшими по серебру, под руководством француза Бушерона.