Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг. [litres]

В продолжение пребывания Толстого в этом городе он почти ежедневно виделся с разными так называвшимися «крепостниками»: графом Орловом-Давыдовым {612}, Смирновым ни другими. То ему предлагали редакторство в учрежденном ими органе, то сотрудничество в «Вести» {613}, которой редактором был Скарятин, но все это не имело никаких последствий.

В это время я еще не был членом С.-Петербургского английского клуба и довольно часто ездил в только что учрежденный клуб сельского хозяйства. Первые выборы в него членов были довольно строги; несколько человек забаллотировали; все избиравшиеся получили несколько черных шаров; я один не получил ни одного черного шара, что служило доказательством расположения ко мне публики. В этом клубе бывали ежедневные чтения по сельскому хозяйству, вызывавшие прения. Председатель клуба, князь Григорий Александрович Щербатов {614}, бывший тогда с. – петербургским губернским предводителем дворянства, часто без видимой причины отнимал право голоса у вступавших в прения. Конечно, он это делал в виду того, что тогда уже началась реакция и клуб, при малейшей неосторожности, мог бы подвергнуться закрытию. Я возил с собой в клуб гостем Толстого, которому очень не нравилась строгость Щербатова. Однажды, не будучи с ним знаком, Толстой подошел к нему в клубе с вопросом о том, может ли он, гость, вступить в прения по вопросу, который один из членов будет излагать в этот день. На утвердительный ответ Щербатова, Толстой спросил:

– А прения, ваше сиятельство, будут с намордником или без намордника?

Выражение в эту минуту лиц щепетильного, длинного, сухого Щербатова и перед ним стоящего небольшого, толстенького, незнакомого ему человека с каучуковою трубкою над ухом, стоили бы кисти хорошего живописца.

По учреждении земских управ, Толстой был избран в председатели Макарьевской управы Нижегородской губернии, но так как он не имел никакой недвижимости, то об его утверждении было представлено министру внутренних дел Валуеву, который изъявил согласие.

Содержание по этой должности давало Толстому средства к жизни, но так как он был постоянно обворовываем своими слугами, которых сильно баловал, то и тут оказалось вскоре воровство общественных сумм. Толстой бесился, что могли его подозревать в их растрате, и должен был оставить должность. Но спустя три года он снова был избран в председатели той же управы, в которой при таком председателе должна была царствовать страшная путаница. Я видел Толстого в последний раз в 1866 г. в Нижнем Новгороде, откуда я по званию главного инспектора частных железных дорог сопровождал Великих Князей Александра и Владимира Александровичей. Все нижегородцы выехали на станцию железной дороги, чтобы проститься с Великими Князьями, в мундирах и во фраках. Толстой же один приехал в какой-то своей обычной фантастической одежде, вроде дорожного зипуна.

Вижу, что я слишком много занял читателей описанием моего свояка Толстого, но меня извинят в виду странности и дикости этого индивидуума и того, что подобные типы, конечно, будут все реже и реже и, вероятно, вскоре совсем исчезнут [141].

В декабре 1857 г. я ездил в Петербург для объяснения главному директору общества Российских железных дорог Колиньону о дурном устройстве водоподъемных паровых машин, изготовленных для Московских водопроводов на заводе герцога Лейхтенбергского, купленном означенным обществом, и о том, что я нисколько не надеюсь, чтобы эти машины могли быть улучшены присланным от означенного общества механиком Гюмбером. Колиньон в виду того, что упомянутый завод не в состоянии изготовить требуемые водоподъемные и паровые машины, соглашался на то, чтобы эти машины были заказаны другому заводу с тем, чтобы полученная заводом герцога Лейхтенбергского сумма в задаток, равняющаяся одной трети стоимости машин, оставалась в пользу общества, а машины, поставленные обществом, оставались в пользу города Москвы. О моих переговорах с Колиньоном я ничего не говорил главноуправляющему путями сообщения Чевкину, так как на вышеупомянутые мною условия с Колиньо ном и на заказ новых паровых машин в другом заведении я должен был получить согласие московского военного генерал-губернатора графа [ Арсения Андреевича ] Закревского, от которого зависело расходование сумм г. Москвы и в том числе водопроводных сумм.

[ В этом месте находилась вставка, текст речи Толстого на дворянских выборах Нижегородской губернии в начале 1862 г. См. Приложение 5 наст. тома .]

В этот приезд мой в Петербург в январе 1858 г. я в первый раз был на большом балу в Зимнем дворце, на который приглашались все генералы, гвардейские штаб– и обер-офицеры и армейские полковники, в том числе и полковники корпуса инженеров путей сообщения. Бал по обыкновению был блестящий; за ужин сели более тысячи человек. По приезде из дворца, я почувствовал слабые признаки холеры, которая в это время была довольно сильна в Петербурге. Я в этот приезд в Петербург остановился у И. Н. [ Ивана Николаевича ] Колесова, жившего в Бассейной улице, в доме Киреева. Колесов немедля послал за доктором, и в несколько дней здоровье мое поправилось. Вскоре после этого я выехал в Москву, где немедля объявил графу Закревскому о затруднительном положении, в которое я поставлен заказом водоподъемных паровых машин на заводе герцога Лейхтенбергского, купленном Главным обществом российских железных дорог, который поставил в алексеевское водоподъемное здание машины, оказавшиеся совершенно негодными, а в мытищинское водоподъемное здание машины, не удовлетворяющие своему назначению, так как они поднимают только 300 тысяч ведер воды, вместо условленных по заключенному контракту 505 тысяч. Я представил графу Закревскому, что из старых двух 24-сильных паровых машин, поднимавших воду в Москву, одна разобрана с мая 1857 г. для установки на ее место машины, изготовленной заводом герцога Лейхтенбергского, что по негодности последней, оставшаяся старая машина девятый месяц действует безостановочно днем и ночью, что, в случае ее порчи, снабжение Москвы мытищинской водой должно будет совершенно остановиться и что в таком положении необходимо заказать водоподъемные машины за границей, так как нельзя надеяться, чтобы какой-либо из русских заводов изготовил в скором времени прочные машины, для действия которых требовалось бы незначительное количество топлива, весьма дорогого в Москве. Вместе с тем я передал графу Закревскому об условиях, на которых Колиньон соглашался уничтожить контракт, заключенный с заводом герцога Лейхтенбергского на поставку машин для Мытищинского водопровода.

Водоподъемная машина номер 1 для Мытищинской станции