Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. [litres]

Воротясь в Москву из полуторамесячного отпуска, я с Цуриковым нанял дом Балка на Плющихе. Вскоре приехали в Москву сестра Викулина с мужем и матерью. Брат Николай также взял отпуск, чтобы повеселиться в Москве. По красивой его наружности и ловкости в танцах его приглашали на все балы и вечера, и он провел свой отпуск в Москве очень весело. Мне также приходилось с ним часто ездить на балы, хотя мне они и не доставляли особого удовольствия. Брат жил у нас, а потому мы не могли приютить у себя Фиркса, который жил эту зиму у братьев Максутовых. Упоминая о жизни Фиркса у Максутовых, нельзя не рассказать про него следующего анекдота. Максутовы нанимали небольшую квартиру; в одной из комнат в стене был шкаф для вешания платья. Увидав подъезжавшего к крыльцу А. Н. Соймонова, Фиркс просил Максутовых принять Соймонова и сказать, что его нет дома. Через несколько минут по входе Соймонова явился Фиркс, объясняя, что у него рядом с Максутовыми довольно большое помещение и что он, вернувшись домой и узнав, что Соймонов сидит у Максутовых, поспешил к нему. Все это Фиркс солгал; он просто в темном и узком шкафе сумел одеться и снять свои бумажные папильотки.

С. А. Викулин приехал в Москву, чтобы сделать разные заказы и покупки для строимой им в с. Колодезском церкви. В Москве нанял он очень скромное помещение, далеко не соответствовавшее не только тому богатству, которое ему приписывали, но и действительному его состоянию. Он приехал в Москву на зиму в первый раз с молодой женой, и эта скупость его обратила общее внимание. Он очень много торговался при покупке вещей, любил долго говорить с продавцами и через это всегда поздно приезжал к обеду. Брат Николай и я почти каждый день у него обедали, а так как обед был назначен в 4 часа, а Викулин часто приезжал в 6 часов и даже позже, то мы в эти дни порядочно голодали.

По приезде в Москву я узнал, что директор гидравлических работ Тульского оружейного завода инженер-подполковник Шуберский отправился с проектами означенных работ в Петербург и что член комиссии по устройству означенного завода Яниш поручил ему ходатайствовать о назначении меня к Янишу по особым поручениям согласно данному ему Великим Князем Михаилом Павловичем обещанию. Мне очень не хотелось менять Москву на Тулу, но я согласился на эту перемену только из уважения к Янишу. Каково же было мое удивление при получении приказа главноуправляющего путями сообщения от 19 февраля 1836 г., которым я был назначен к работам тульского оружейного завода в распоряжение Шуберского. Оказалось, что Шуберский, имея большие теоретические познания, никогда ничего не строил и чувствовал необходимость иметь в числе подчиненных инженера, знакомого с практикою, вследствие чего хлопотал в Петербурге о назначении меня к нему, а не к Янишу, так как по штату при членах комиссии не полагалось иметь лиц по особым поручениям. Сверх того, Шуберский рассчитал, что лучше иметь меня своим подчиненным, чем лицом, состоящим при члене комиссии, обязанным наблюдать за всей технической частью работ, так что я мог бы иметь некоторое влияние на ход работ, управляемых Шуберским.

Необходимость сдать дела по Московскому водопроводу и желание провести в Москве то время, которое Викулины оставались в ней, были причиной тому, что я поехал в Тулу только с наступлением удобного для работ времени.

Шуберский принял меня как товарища, а не как подчиненного и назначил меня производителем работ по устройству Чулковской водоудержательной плотины {608}, придав мне в помощники инженер-поручика Свищова н, артиллерии подпоручика Дистерло ни артиллерийского кондуктора Дедова н, которые обязаны были поочередно дежурить при работах.

В Туле я бывал часто у Яниша, который еще до моего приезда, быв недоволен своим положением, послал, ссылаясь на болезненное состояние, просьбу об отчислении его от должности члена комиссии по устройству завода. Просьба его была уважена; все инженеры провожали Яниша до рощи за Московскою заставою, где Янишем предложен был завтрак. Вскоре Яниш совсем оставил службу.

Переход мой в Тулу был для меня невыгоден и в материальном отношении: я лишился разъездных денег, которые получал, состоя при Московском водопроводе. Жизнь в Туле была бы для меня весьма затруднительна, если бы не пригласил меня жить с собою двоюродный брат моих товарищей Максутовых инженер-поручик Михаил Александрович Литвинов {609}, человек богатый, державший несколько лошадей в Туле. Хотя я и участвовал в расходах по дому, но мне не нужно было ничем заводиться, и, сверх того, экипаж Литвинова был постоянно к моим услугам. Литвинов был очень веселого нрава; в праздничные дни я с ним ездил к помещикам, жившим вблизи Тулы. Всего чаще бывали мы у Арсеньева {610}, Новомлинского ни Загряжского {611}.

Все мы много пили и делали разные дурачества, ходили большими группами на свадьбы купцов и мещан, на которые не были приглашены, и т. п. Но самою непростительной и глупою шалостью была, в продолжение некоторого времени, ежедневная разборка мостика над канавою по Воронежской улице, по которому проезжали не только городские жители, но и все проезжающие по Большому Воронежскому тракту. Нас очень забавляло недоумение бывшего тульского военного губернатора Елпидифора Антиоховича Зурова при виде мостика, разобранного неизвестно кем и когда.

С Арсеньевым я был очень хорошо знаком в Москве, когда он еще был холостым и очень порядочным человеком. В последнюю зиму он женился на Щербачевой, которую Цуриков назвал почему-то алаунскою обезьяной, хотя она не была дурна собою. Мои посещения Арсеньевых в их деревне сначала ей нравились; она со мной любезничала, но вдруг без всякого с моей стороны повода начала уверять мужа, что будто я обращаюсь с ней с пренебрежением, и заставляла его со мной объясняться. Объяснения эти оканчивались обыкновенно мирно; за ними следовала новая попойка. Арсеньев, когда был холостым, очень мало пил, и мне показалось, что беспрерывные мелочные претензии его жены, пустой женщины, довели его до того, что он очень часто напивался допьяна.

Литвинов был производителем работ по устройству шоссе от Тулы до Серпухова, директором которых был Шуберский. Литвинов вовсе не занимался службою и, несмотря на то что Шуберский часто выгонял его на работы, постоянно [ находился ] в Туле. Он служил недолго и, выйдя в отставку, поселился в своем пензенском имении.

В Туле я нашел двух товарищей моих по институту: инженер-поручиков Псиола {612}и Крамера {613}. Первый часто приходил к нам; он был очень обидчив. Литвинов, зная этот недостаток Псиола, часто выводил его из терпения своими шутками, так что Псиол почти каждый раз уходил от нас рассерженный и не простясь. Я никогда не подшучивал над обидчивостью Псиола, но это не помогало нам оставаться в добром согласии. Псиол придирался к каждому слову, к каждому жесту. Раз, сидя у нас за обедом, он увидал у меня печать, которую я в тот день за безделицу купил у бедного оружейника. На печати, помнится, была вырезана шпага с какою-то надписью, которая, по неизвестной мне причине, обидела Псиола; он сказал, что понимает значение этой надписи, и ушел, не кончив обеда.