Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. [litres]

Вместе с Волконским в этом кабинете были, кроме Арсеньевой, приехавшей на несколько дней в гости, жившая в доме дочь покойного Александра, внука Марья, ее жених Муравьев, управляющий Иван Музальков и дворецкий Давыд Филиппов, не отлучавшийся во время отсутствия С. А. Викулина из его кабинета, и приехавший из Ельца жених дочери покойного, елецкий исправник Александров, к которому сестра моя послала по кончине ее мужа особую эстафету с просьбой опечатать имущество последнего, чего он однако же не исполнил.

С 4 по 28 июля, в день приезда в с. Колодезское Семена и Андрея Викулиных, никому в голову не приходило выносить такую клевету на Волконского. Эта нелепая выдумка принадлежит двум упомянутым лицам; для ее поддержания они уговорили сделать ложные показания отставленного за растрату вещей жившего по болезни в с. Колодезском, вследствие усиленной просьбы сестры моей, бывшего дворецкого Шмидта, которого они сделали управляющим вместо Ивана Музалькова, – и более 20 человек дворовых людей, обещая им дать свободу и деньги и подвергая не согласившихся на ложные показания бесчеловечному сечению розгами.

Все означенные люди оставались во все время следствия под сильным гнетом детей [ от ] первого брака Викулина, которые по-прежнему были полными хозяевами имения, несмотря на предписания губернского начальства об удалении Викулиных, которые были, наконец, объявлены одному Алексею Викулину, так как по окончании следствия, после бывшей 22 октября свадьбы Александры Викулиной, она переехала к мужу своему Александрову в Елец, а Семен Викулин и сестра его Вадковская уеха ли в Петербург для распространения и поддержания там своих клевет.

Во время следствия дядя мой князь Дмитрий был на очной ставке со всеми вышеупомянутыми лжесвидетелями, большей частью крепостными дворовыми людьми Викулина. Многие из них не были доставляемы к допросам и очным ставкам, по требованию следственной комиссии, по нескольку дней, так как {представляли их только после полученного от них обещания сделать ложные показания, а} земская полиция во всем действовала заодно с детьми Викулина от первого брака. Эти свидетели, выставленные Викулиными, показывали, что Волконский один вынес из кабинета покойного большой конверт и, положив его в свою карету, увез.

Волконский был хромой и ходил с костылем. На вопрос следователей о том, кто отворял дверцы кареты, так как в одной руке был у него костыль, а в другой большой конверт, лжесвидетели отвечали, что он сам отворил, толкнув дверцы коленом. Когда им указали, что дверцы нельзя отворить таким образом, большая часть сознались, что они показывают по приказанию своих господ и что некоторые из них вовсе не были в день приезда Волконского 4 июля в с. Колодезском.

Викулины при следствии объявили, что в сундуке, называемом ими хранилищем миллионов, не было ни одного билета сохранной казны, а все деньги были в ассигнациях. Если бы в сундуке и не находились кипы бумаг и актов, {до 30 тыс. рублей мелкими ассигнациями и разною монетою в различных мешках, – чем он при осмотре оказался наполненным более чем до половины, – <���а> он был бы весь набит ассигнациями}, то и тогда бы невозможно было, по его размеру, уложить в него самых крупных ассигнаций более чем на два миллиона рублей.

Итак, оба следствия, произведенные по Высочайшему повелению в Москве и в Орловской губернии, вполне доказали, что нет никакого сомнения в подлинности представленного сестрой моей духовного завещания, что похищение бумаг и миллионов есть гнусная клевета и что, сверх того, этих миллионов никогда и не существовало.

По возвращении сестры моей в Москву мы узнали, что, несмотря на то что следствие, произведенное в Орловской губернии, еще находилось в Орле, послано повеление орловскому губернскому предводителю дворянства Тютчеву {774}и корпуса жандармов полковнику Ковалевскому переследовать действия первой следственной комиссии. Известно было, что Тютчев был непримиримый враг по каким-то семейным делам двоюродному брату своему губернатору Васильчикову {775}, под личным наблюдением которого производилось первое следствие по Высочайшему повелению.

К этому вторичному следствию не был вытребован даже поверенный от сестры моей, и она о его производстве не была уведомлена. Мне известен из производства этого следствия только допрос, сделанный означенными двумя лицами страдавшему в то время опасной болезнью Ивану Музалькову. Я приведу его ответ, из которого виден будет и вопрос. Музальков писал: «Хотя г. орловский губернский предводитель дворянства Тютчев и жандармский полковник Ковалевский и объявили мне, что по Высочайшему повелению вдова моего покойного барина и ее дядя князь Д. А. Волконский сосланы из Москвы в Сибирь и что я за тем остаюсь крепостным человеком детей моего покойного барина от первого брака и состою в полной их власти, но повторяю, что до удаления моего из имения, которым я управлял, из него никакого похищения никто не делал, а за что вдова моего покойного барина и дядя ее сосланы в Сибирь, мне совершенно неизвестно». Нечего и говорить, что ни сестра, ни дядя сосланы не были; между тем дети Викулина от первого брака сами уже удостоверились в это время в том, что отыскиваемые ими миллионы никогда не существовали, а вот еще к каким мерам прибегали новые следователи, чтобы исторгнуть показание от Музалькова и этим показанием оправдать детей Викулина от первого брака в том, что они начали подобное дело. Действия Тютчева и Ковалевского в Елецком уезде не имели дальнейших последствий.

При этом нельзя не упомянуть, что описанные истязания могли производиться только при крепостном праве и что благодаря освобождению крестьян и дворовых людей от крепостной зависимости они немыслимы в настоящее время.

В Москву я и сестра возвратились через Орел. Я прерву рассказ о клеветах Викулиных, чтобы познакомить хотя несколько со степенью образования и нравами тогдашнего орловского общества.

Губернатор Васильчиков казался убитым тем, что принял при следствии правую сторону, ожидая за это увольнения от должности; жандармский полковник Новицкий опасался того же. Действительно, первый из них был вскоре уволен, а второй перемещен в Смоленск на ту же должность. Понятно, как дорого обходится перемена местожительства. Помнится мне, что мы успели через кого-то упросить, чтобы отменили перемещение Новицкого. Вице-губернатор Семенов {776}показывал себя нейтральным, а на самом деле держал сторону наших противников, опасаясь прогневить петербургские власти.

Мы в Орле узнали, что после смерти С. А. Викулина дети его от первого брака подавали орловскому архиерею просьбу о расторжении брака их отца с моей сестрой по причине его неправильности, в чем им было отказано, так как закон не допускает принятия подобных прошений после смерти одного из супругов. Тут же мы узнали, что поводом к долгому неутверждению епархиальным начальством брака сестры моей, {о чем мной изложено выше}, были происки Андрея и Семена Викулиных; {из них} последний в то же время выказывал отцу и мачехе крайнее соболезнование о том, что утверждение их брака так долго задерживается.