Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. [litres]

Бестужев-Рюмин беспрестанно печатно ругал Дельвига и в издававшейся им в 1829 г. «Северной звезде» дошел до нелепости, уверяя, что половина стихов последнего принадлежит Пушкину, а другая Баратынскому.

С появлением «Литературной газеты», в одном из первых номеров которой было сказано, что она «у нас необходима не столько для публики, сколько для некоторого числа писателей, не могших по разным отношениям являться под своим именем ни в одном из петербургских или московских журналов», брань журналистов против Дельвига усилилась. Они в этом заявлении увидели какое-то аристократическое стремление участников газеты и разразились бранью, но уже не на одного Дельвига, {на которую он, по своему обыкновению, не отвечал}, но и на Пушкина.

Я не буду приводить выписок из тогда написанного против друзей-поэтов, тем более что этот предмет очень хорошо разработан в замечательной монографии «Дельвиг», составленной В. Гаевским {378} 378 Гаевский Виктор Павлович (1826–1888) – критик, редактор, историк русской литературы (XVIII–XIX вв.). Написал первые достаточно полные историко-биографические и текстологические труды о Пушкине, а также статью о Дельвиге (Дельвиг. Полн. собр. соч. рус. авторов. Сочинения Нелединского-Мелецкого и Дельвига. Издание Александра Смирдина. Спб., 1850) в «Современнике» за 1853 и 1854 гг. и помещенной в «Современнике» 1853 и 1854 гг. Я ограничусь только дополнением к этой монографии того, что в ней упущено по незнанию автора или не помещено по причинам цензурным, и {тем}, что необходимо для связи в моем рассказе.

Пушкина приводила в негодование народившаяся в 20-х годах особого рода французская литература, состоявшая из записок и воспоминаний самых безнравственных и грязных личностей. В одном из первых номеров «Литературной газеты» он упоминает о скором появлении «Записок парижского палача Сампсона» {379} 379 О записках Самсона // Лит. газета. 1830. № 5 (отд. «Смесь», без заголовка и подписи). Сохранился автограф. Заметка вызвана журнальной информацией о выходе в свет первых томов «Записок» парижского палача времен революции Анри Сансона (1740–1793). Составителями этих сенсационных «Записок» были Бальзак и Леритье, широко использовавшие как подлинные рукописи, оставшиеся после смерти Сансона, так и некоторые другие материалы. , которых он ожидает с отвращением, и спрашивает между прочим: «На каком зверином реве объяснит Сампсон свои мысли?»

Но эта статья о записках Сампсона, написанная Пушкиным в Петербурге и напечатанная в отсутствие Дельвига в Москву, была только подготовлением к другой, присланной Пушкиным из Москвы к Дельвигу с тем, чтобы последний ее напечатал в том номере, который должен был выйти в день Светлого Христова Воскресения, 6 апреля, в виде красного яичка для Булгарина. Эта статья, мастерски написанная, говорит о появлении книги «Записки шпиона Видока». Приведу ее почти всю с показанием сходства между Видоком и Булгариным; это сходство я припишу от себя в скобках. Вот эта статья.

В одном из №№ «Литературной газеты» упоминалось о записках парижского палача: нравственные сочинения Видока ( Булгарин только что напечатал нравственно-сатирический роман ), полицейского сыщика ( Булгарин был шпионом ), суть явление не менее отвратительное, не менее любопытное.

Представьте себе человека без имени и пристанища ( Булгарин после службы в польском легионе французской армии был прислан в Петербург под надзор полиции ), живущего ежедневными донесениями, женатого на одной из тех несчастных, за которыми по своему званию обязан он иметь присмотр ( Булгарин был женат на публичной женщине ), отъявленного плута, столь же бесстыдного, как и гнусного ( Булгарин обвинялся в воровстве у офицеров того легиона, в котором служил ), и потом вообразите себе, если можете, что должны быть нравственные сочинения такого человека. Видок в своих записках именует себя патриотом, коренным французом, un bon franşias ( Булгарин, поляк по происхождению, всячески выставляет себя русским патриотом ), как будто Видок может иметь какое-нибудь отечество! Он уверяет, что служил в военной службе ( Булгарин действительно служил и в русской военной службе ), и как ему не только дозволено, но и предписано всячески переодеваться, то и щеголяет орденом Почетного легиона ( Булгарин, служа во французской армии, получил Почетного легиона, а в русской Анненскую саблю; он часто носил и легион и маленькую саблю в петлице ), возбуждая в кофейнях негодование честных бедняков, состоящих на половинном жалованье, offi ciers á la demi-solde. Он нагло хвастается дружбой умерших известных людей ( Булгарин в это время беспрестанно хвастался дружбой Грибоедова ), находившихся в сношении с ним. Кто молод не бывал? А Видок человек услужливый, деловой. Он с удивительной важностью толкует о хорошем обществе ( Булгарин точно так же ), как будто вход в оное может быть ему дозволен, и строго рассуждает об известных писателях ( Булгарин точно так же ); отчасти надеясь на их презрение, отчасти по расчету; суждения Видока о Казимире де ла Вине, о Б. Конатане ( Булгарина о Пушкине, Карамзине ) должны быть любопытны именно по своей нелепости.

Кто бы мог поверить? Видок честолюбив! Он приходит в бешенство, читая неблагосклонный отзыв журналистов о его слоге ( Булгарин точно так же ); слог г-на Видока! Он при сем случае пишет на своих врагов доносы, обвиняет их в безнравственности и вольнодумстве и толкует, не на шутку, о благородстве чувств и независимости мнений ( Булгарин во всем этом поступал точно так же ); раздражительность смешная во всяком другом писаке, но в Видоке утешительная, ибо видим из нее, что человеческая природа в самом гнусном своем уничижении все еще сохраняет благоговение перед понятиями священными для человеческого рода {380} 380 О записках Видока // Лит. газета. 1830. № 20 (отд. «Смесь», без заголовка и подписи). .

Книжная лавка Слёнина, который, в противоположность большей части книгопродавцев, заботился не только о своих выгодах, но и о пользе литературы, помещалась тогда на Невском проспекте, близ Казанского моста, во втором этаже дома Кожевникова {381} 381 Дом Кожевникова (архитектор П. Ф. Воцкий, Невский пр., 51) построен в 1834–1835 гг. для гвардии поручика Кожевникова. . Журналисты и литераторы очень часто посещали ее. Дельвиг, когда был здоров, и я, когда жил у него, бывали в лавке у Слёнина каждый день и иногда у него завтракали. Но мы никогда не сходились в ней с Гречем и Булгариным; часы посещения были разные. На третий день по появлении вышепрописанной статьи Пушкина мы зашли к Слёнину, который нам рассказал, что накануне у него был Булгарин, взбешенный этой статьей, божась, крестясь и кланяясь низко перед висевшею в лавке русскою иконой, хотя он был католик, что между Видоком и им ничего нет общего. Потом спрашивал: «Неужели в этой статье хотели представить меня?» и прибавлял: «Нет, я в кофейнях не бываю».