Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. [litres]

Первая заметка {399} 399 Дельвиг А. А. С некоторых пор журналисты… (1830) // А. А. Дельвиг. Сочинения. Л.: Худ. лит. Ленингр. отд., 1986. С. 275. :

С некоторых пор журналисты наши упрекают писателей, которым не благосклонствуют, их дворянским достоинством и литературной известностью. Французская чернь кричала когда-то « les aristocrates à la lanterne » [31] les aristocrates à la lanterne ( фр. ) – аристократов на фонарь. . Замечательно, что и у французской черни крик этот был двусмыслен и означал в одно время аристократию политическую и литературную. Подражание наше не дельно. У нас, в России, государственные звания находятся в таком равновесии, которое предупреждает всякую ревнивость между ними. Дворянское достоинство, в особенности, ни в ком не может возбуждать неприязненного чувства, ибо доступно каждому. Военная и статская служба, чины университетские легко выводят в оное людей прочих званий. Ежели негодующий на преимущества дворянские не способен ни к какой службе, ежели он не довольно знающ, чтобы выдержать университетские экзамены, жаловаться ему не на что. Враждебное чувство его, конечно, извинительно, ибо необходимо соединено с сознанием собственной ничтожности, но выказывать его неблагоразумно. Что касается до литературной известности, упреки в оной отменно простодушны. Известный баснописец, желая объяснить одно из жалких чувств человеческого сердца, обыкновенно скрывающееся под какою-нибудь личиной, написал следующую басню:

Современники наши, кажется, желают доказать нам ребячество подобных применений и червяков и козявок заменить лицами более выразительными. Все это напоминает эпиграмму, помещенную в 32-м № «Лит. газ.».

Привожу также и эту эпиграмму Баратынского {401} 401 Эпиграмма Баратынского на Н. А. Полевого (Литературная газета, № 32 от 5 июня 1830, с. 258. Подпись «Е. Баратынский»). :

Вторая заметка, напечатанная в начале августа, была следующего содержания:

Новые выходки противу так называемой литературной нашей аристократии столь же недобросовестны, как и прежние. Ни один из известных писателей, принадлежавших будто бы этой партии, не думал величаться своим дворянским званием. Напротив, «Северная пчела» помнит, кто упрекал поминутно г. Полевого тем, что он купец [32] 1) Конечно, Греч и Булгарин. , кто заступился за него, кто осмелился посмеяться над феодальной нетерпимостью некоторых чиновных журналистов [33] 2) Конечно, Пушкин и Дельвиг. . При сем случае заметим, что если бóльшая часть наших писателей дворяне, то сие доказывает только, что дворянство наше (не в пример прочим) грамотное: этому смеяться нечего. Если бы же звание дворянина ничего у нас не значило, то и это было бы вовсе не смешно. Но пренебрегать своими предками из опасения шуток гг. Полевого, Греча и Булгарина не похвально, а не дорожить своими правами и преимуществами глупо. Не дворяне (особливо не русские), позволяющие себе насмешки на счет русского дворянства, более извинительны. Но и тут шутки их достойны порицания. Эпиграммы демократических писателей XVIII столетия (которых, впрочем, ни в каком отношении сравнивать с нашими невозможно) приуготовили крики: «аристократов к фонарю» и ничуть не забавные куплеты с припевом: «повесим их, повесим». Avis au lecteur [34] Avis au lecteur ( фр .). – Примите к сведению, обратите внимание. , {402} 402 Литературная газета. 1830. № 45 (9 авг.). .

Вскоре по напечатании последней заметки, которая, казалось, была, равно как и первая вполне согласна с тогдашним направлением нашего правительства, Дельвиг был потребован в III отделение Собственной канцелярии Государя. Требования в это отделение были, конечно, неприятны в высшей степени каждому; для Дельвига же эта неприятность увеличивалась необходимостью встать рано и немедля выехать из дома, что при его лени было ему невыносимо. В III отделении бывший шеф жандармов граф Бенкендорф дал строгий выговор Дельвигу за означенные заметки и предупреждал, что он вперед за все, что ему не понравится в «Литературной газете» в цензурном отношении, будет строго взыскивать и, между прочим, долго добивался, откуда Дельвиг знает песню «Les aristocrates à la lanterne». Конечно, Бенкендорф не читал заметок, за которые выговаривал Дельвигу, а вызвал последнего по доносу Булгарина, бывшего тогда шпионом III отделения и обязанного по этой должности доносить преимущественно на литераторов. В этом же случае Булгарин не только исполнял свои служебные обязанности, но и увлекался чувством ненависти к Дельвигу и желанием уничтожить его газету.

Вообще III отделение канцелярии Государя было в то время очень придирчиво к печати, но эта придирчивость еще более усилилась со времени последней французской революции.

Впоследствии еще раза два Бенкендорф призывал к себе Дельвига и выговаривал ему за статьи «Литературной газеты», не имевшие ничего противоцензурного, чего не допустил бы ни сам Дельвиг, – потому что это было совершенно противно его понятиям, – ни цензора газеты Щеглов {403} 403 Действительно, Николай Прокофьевич Щеглов (проф. физики) пропустил в печать два стиха Дениса Давыдова «Зайцевскому, поэту-моряку» («О будьте вы оба отечества щит, Перун вековечной Державы»; Лит. газета, № 9 от 10 февр. 1830) и анонимное стихотворение декабриста кн. А. И. Одоевского «Пленник, элегия В. И. Ланской» («Что вы печальны, дети снова…»: Лит. газета, № 52 от 13 сент. 1830). и Семенов {404} 404 Семенов Василий Николаевич (1801–1863) – цензор «Литературной газеты» начиная с № 46 от 14 авг. 1830 г. В конце октября он пропустил в печать (№ 61) четверостишие Казимира де ла Виня, сочиненное для парижского памятника жертвам Июльской революции. После смерти Дельвига просил уволить его от рассматривания «Литературной Газеты», которая вновь перешла к цензору Щеглову. , из которых первый цензуровал «Литературную газету» с ее начала до половины августа и снова после нижеописанной катастрофы с «Литературной газетой», а последний с половины августа до этой катастрофы, которая состояла в следующем.

В настоящее время последние страницы газеты легко пополняются объявлениями, печатание которых составляет одну из главных статей дохода издателей. В то же время, когда оставалось пустое место в конце газеты, встречалось затруднение, чем его пополнить. Так случилось и с номером «Литературной газеты», вышедшим в конце октября 1830 г. Ко времени печатания этого номера Дельвиг получил письмо из Парижа, в котором сообщалось четверостишие, напечатанное в конце газеты следующим образом: