Андрей Дельвиг - Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг. [litres]

Н. В. Левашов [36] {420}с семейством приехал в Петербург летом 1830 г. и поселился в доме близ Владимирской церкви, ныне (1872 г.) принадлежащем Каншину {421}. Дельвиг был очень дружен с этим семейством и, живя очень близко, почти каждый день с ним видался. Дельвиг и Н. В. Левашов условились в том, что кто первый из них умрет, тот обязан явиться к оставшемуся в живых с тем, что если последний испугается, то немедля удалиться {422}. Левашов совершенно забыл об этом условии, как спустя немного времени после смерти Дельвига, вечером, читая книгу, увидел приближающегося к нему Дельвига. Левашов так испугался, что немедля побежал сказать о своем видении, конечно исчезнувшем, жене своей, которая <���уже> напомнила ему о сделанном между ними условии. Я это несколько раз слышал от Левашова и от жены его {423}, на дочери которых я впоследствии женился, при чем замечу, что Левашов не только не был человеком впечатлительным, но по его образу мыслей и характеру подобное видение могло ему пригрезиться менее, чем всякому другому. Да не подумает читатель, что я легко верю во все чудесное; <���нет>, я только полагал, что не до́лжно умалчивать о вышеупомянутых рассказах.

Екатерина Гавриловна Левашова

Рисунок П. Ф. Соколова. Ок. 1810 г.

Из «левашовского» альбома.

Хранится в Государственном Эрмитаже

Николай Васильевич Левашов

Рисунок П. Ф. Соколова. Ок. 1814 г.

Из «левашовского» альбома.

Хранится в Государственном Эрмитаже

Туманский В. И. К гробу барона Дельвига

Рановременная кончина похитила у России одного из благороднейших ее сынов, у отечественной Музы одного из ее избранников; у дружбы одного из ее любимцев. Вот он, наш милый брат, еще недавно столь полный жизни, в цвете лет, в блеске дарований – а теперь труп бездыханный. Как он печально тих! Как он безжизненно мрачен! О милый брат! свершилось – не услышим более твоих приветных речей, не встретим твоих ласковых взоров, не порадуемся пожатию твоей чистой руки! Здесь мы стоим и плачем у гроба, в коем схоронено столько наших надежд, столько наших радостей.

Осиротели твои друзья и братья! и долго, долго останется пусто место, которое ты занимал в их мирной семье. Но мы утратили тебя не вполне. Нет! милый брат; мы увековечим твой образ в дружественных воспоминаниях; твоя память, неразлучная с памятью всего доброго и прекрасного, пребудет неизменным чувством наших сердец; и если к таинственным сеням Неба, куда отозвана твоя жизнь, доступен голос человеческой любви, то наше земное поминовение, до обреченного с тобою свидания, часто будет услаждать твой бессмертный дух, на лоне вечного мира.

Литературная газета. 1831. № 4, 16 янв.

Литераторы, близкие к Дельвигу, выразили печатно свою скорбь о его потере.

В № 4 «Литературной газеты» 16 января 1831 г., который начинался статьей «Женщина» {424}с подписью «Н. Гоголь», в первый раз появившейся в печати, были помещены «Некролог Дельвига» {425}, написанный Плетневым, и «К гробу барона Дельвига» {426}В. Туманского {427}. Выписываем несколько строк из некролога.

Ум Дельвига от природы был более глубок, чем остер. Полнота и ясность литературных сведений Дельвига были залогами успехов его на новом (журнальном) поприще. Рассматривая новые книги, он уже изложил несколько главнейших своих мыслей о разных отраслях словесности.

Далее в том же некрологе:

От одного присутствия Дельвига одушевлялось целое общество. Ежели он увлекался разговором, то обнимал предмет с самых занимательных сторон и удивлял всех подробностью и разнообразием познаний.

В той же газете были напечатаны стихотворения: «На смерть Дельвига» {428}Гнедича, «Полет души» {429}М. Деларю; его же «К могиле Дельвига», «Б. С. М. Д-г» {430}(баронессе Софье Михайловне Дельвиг) и «К Лизиньке Дельвиг» (дочери покойного) и барона Розена «Баронессе Елизавете Антоновне Дельвиг» ини «Тени друга» {431}.

Пушкин был поражен смертью Дельвига; он находился тогда в Москве; не могу не выписать здесь отрывка из его письма к Плетневу от 21 января 1831 г.

Ужасное известие получил я в воскресенье. На другой день оно подтвердилось. Вчера ездил я к Салтыкову (тестю Дельвига) объявить ему все – и не имел духу. Вечером получил твое письмо. Грустно, тоска. Вот первая смерть, мной оплаканная. Карамзин под конец был мне чужд; я глубоко сожалел о нем, как русский, но никто на свете не был мне ближе Дельвига. Из всех связей детства он один оставался на виду – около него собиралась наша бедная кучка. Без него мы точно осиротели. Баратынский болен от огорчения {432}.

Глубокая горесть видна во всех письмах Пушкина, в которых он упоминает о потере Дельвига. Так, 31 того же января он между прочим пишет Плетневу:

Я узнал его (Дельвига) в Лицее; был свидетелем первого, не замеченного развития его поэтической души и таланта, которому еще не отдали мы должной справедливости. С ним читал я Державина, Жуковского, с ним толковал обо всем, что душу волнует, что сердце томит. Жизнь его богата не романическими приключениями, но прекрасными чувствами, светлым, чистым разумом и надеждами {433}.

Автограф. Александр Сергеевич Пушкин.

«И мнится, очередь за мной, Зовет меня мой Дельвиг милый»

Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук. Ф. 244. Оп. 1. Д. 946. Л. 1 об.–2

Извещая 21 февраля Плетнева о своей женитьбе, Пушкин между прочим пишет:

Память Дельвига есть единственная тень моего светлого существования {434}.

Десять месяцев после смерти Дельвига Пушкин заканчивает свое 19 октября 1831 г. строфою:

Скорбное воспоминание о Дельвиге везде преследует Пушкина; так, в мастерской ваятеля, описанной в стихотворении «Художнику», он обращается к Дельвигу:

Упомяну еще о помещенных в «Северных цветах» на 1832 г., изданных Пушкиным, стихотворениях Баратынского и Языкова, относящихся к этой же потере.