Франц Запп - Сталинградский пленник 1943–1946

В этой мастерской я овладел также электросваркой. Для защиты глаз использовался щиток с темным стеклом. Однажды меня так увлекло наблюдение за процессом сварки, что я обжег глаза и на следующий день не мог их открыть Тогда мне дали мазь, и через день я уже годился для работы Особенно опасной была работа с большими наждачными кругами Они были настолько изношены, что в любой момент могли разлететься на куски Я видел, как курильщики, в том числе и русские, прижимали к большому кругу стальной прут, раскаляли его и прикуривали На круге уже образовалось несколько глубоких канавок. Однажды один немецкий пленный пренебрег техникой безопасности и стал работать без защитного кожуха. Круг неожиданно раскололся и распорол ему живот. Человек умер на месте.

«Уже глубокой осенью нам приказали помочь в монтаже отопительного котла в новой котельной. Мне это было очень интересно, так как я учился гнуть трубы, придавая «им самые различные очертания. Для этого всегда имелся шаблон. Мы гнули трубы диаметром от полудюйма до двадцати дюймов одним и тем же методом. Делалось это так. Отрезали трубу нужной длины. Разводили огонь под железным листом, на него насыпали мелкий песок и раскаляли до тех пор, пока песок не станет совсем сухим. Один конец трубы закрывали деревянной пробкой, а через другой в трубу засыпали песок и тоже затыкали пробкой. После этого трубу в месте сгиба нагревали до тех пор, пока она не раскалится, а затем медленно и осторожно сгибали, прижав к цилиндрическому предмету и таким образом добивались нужной конфигурации. При этом те части трубы, которые надо, было оставить прямыми, постоянно охлаждались холодной водой. Под руководством русского мастера это делалось, так искусно, что я не помню ни одного неудачного случая. Толстые трубы приходилось нагревать и гнуть несколько дней, при этом огонь поддерживался даже ночью. Сгибали трубы обычно вокруг забитого столба из твердой древесины, который тоже постоянно поливали водой. К моему удивлению, нам поддавались даже большие трубы.

У меня вновь начался тяжелый дизентерийный понос, и меня отправили и лазарет. Понос держался — более 2-х недель и так меня измотал, что я с трудом вставал. Чтобы подняться с нар, мне приходилось призывать на помощь всю силу рук. Об отжиманиях и приседаниях, которые раньше были ежедневной гимнастикой, не могло быть и речи. Слабость не позволяла мне вставать до самого выздоровления. Почувствовав себя лучше, я опять попробовал сделать упор лежа, но вначале мне это не удавалось, я падал, приседания получались немного лучше. Правда, руками приходилось держаться за опоры нар. Понемногу я все же набирался сил и окреп, потому что не прекращал гимнастических упражнений.

Вскоре я начал работать, иногда приходилось работать даже дома. Мне приносили неисправные электроприборы, кипятильники, выключатели, штепсельные розетки, и я чинил их прямо на одеяле, а когда поправился, то смог и устанавливать их. Из лазарета меня выписали неработоспособным, нуждающимся в отдыхе и сразу назначили лагерным электриком.

Осень была на исходе, стало очень холодно, темнело рано, поэтому сильно увеличилось потребление электроэнергии и начались повреждения в осветительной сети. Надо учесть, что ток вырабатывался на местной электростанции, которая приводилась в движение одноцилиндровым дизельным двигателем на сырой нефти. Электроэнергия тратилась неэкономно. Из-за дефицита бытовых лампочек снова появились гирлянды ламп от грузовых автомобилей, лампы соединялись в основном последовательно и выдерживали напряжение в 220 вольт.

Особую проблему создавали в лагере кипятильники, которые потребляли много энергии, но вести с ними борьбу было бесполезно, собственно говоря, ее никто и не вел в тех условиях.

Пришла зима. С каждой ночью становилось все холоднее. Русские выдали нам зимнюю одежду: настоящие русские валенки без единого кусочка кожи, стеганки, ватные штаны и меховые шапки. Я получил белую сибирскую шапку из овчины и немецкую лётную куртку с капюшоном, которую при суровом морозе и вьюге натягивал на ватник и на меховую шапку, открытыми оставались только глаза, кончик носа, и часть щек. За махорку я приобрел варежки из — заячьего меха. Все пленные были одеты очень тепло. Несмотря на хорошую экипировку, зима доставила мне много хлопот и тревоги. Снова у меня начался понос, я попал в лазарет и потерял место лагерного электрика. Правда, на этот раз я болел не так долго, но выписали меня как непригодного для работы.

На пороге было Рождество, хотелось хотя бы очень скромно его отпраздновать. Мне удалось за 30 рублей, заработанных на заводе, купить небольшой кусок копченого сала. Эта скромная снедь напомнила мне о родных краях, о той поре, когда я ездил на каникулы в деревню к родственникам. Неужели там все по-прежнему? Вернемся ли мы домой хотя бы относительно здоровыми? Несмотря на все перипетии, меня никогда не покидала надежда, я твердо верил, что вернусь домой, но только в 1946 году, как предвещал мне сон в ночь на 2 мая 1941 года. Русские отмечают Рождество еще по старому, юлианскому календарю, когда мы празднуем Крещение. Поэтому во время нашего. Рождества у них были обычные рабочие дни. Но в лагере среди пленных царило праздничное настроение, к которому мы привыкли с детства.

Зима оказалась очень холодной, к тому же температура резко менялась. При температуре минус 10–15° было пасмурно и шел снег. Затем усилился северо-западный ветер, прояснилось, температура стала постепенно понижаться, а при минус 30° ветер совсем прекратился. Большие морозы стояли около недели. Затем начал дуть юго-восточный ветер и постепенно теплело, температура даже поднялась выше нуля и достигала в солнечные дни плюс 10°. Снег начал таять и везде образовались лужи. Потом в течение недели установились морозы до минус 20°. Такой цикл составлял четыре недели и длился вплоть до конца марта. А потом быстро наступила весна. Снег таял быстро, везде появились лужи и маленькие озера, земля не успевала впитывать воду, и все утопало в грязи.

Наше лагерное руководство учло особенности этой зимы, особенно температурные колебания, и позаботилось о том, чтобы пленные не болели из-за мокрых валенок. Как только наступала оттепель, нам меняли валенки на ботинки. Валенки просушивались в дезинсекционной печи, и когда опять начинались морозы, выдавались снова, а ботинки сушились. Смена обуви происходила обычно вечером, после раздачи еды. Мы думали, что всем этим обязаны новому лагерному руководству, но много позднее узнали, что тут проявил инициативу кое-кто из толковых пленных, работавших в лагерном управлении, а русские оказали им содействие,

Однажды вечером — 8 ноября 1944 года — меня вызвали в русский офицерский клуб. Мне сообщили, что офицеры собрались, чтобы отметить праздник, а освещение было слишком плохое. Я зашел в праздничный зал и едва разглядел офицеров, уныло сидевших за праздничным столом: люстра в середине зала почти не давала света. Они попросили наладить освещение, чтобы нормально провести свой праздник. Я сразу обнаружил, что напряжение тока упало наполовину, как и в прошлом году, и сказал, что необходимо заменить лампочки, рассчитанные на 220 вольт, 110-вольтовыми, Лампочки сразу появились, я произвел замену, офицеры обрадовались хорошему освещению, пожалуй, самому яркому в радиусе действия нашего трансформатора. Я предупредил, чтобы сразу после празднования лампочки заменили старыми. Офицеры были очень благодарны, говорили, что я не дал угаснуть праздничному настроению.