Джорджо Кирико - Воспоминания о моей жизни

Что касается Биеннале и Квадриеннале, не говоря уже о прочих официальных и полуофициальных выставках, то и они торговцами и псевдоторговцами с целью, устраиваются отношения к искусству не имеющей. Скажу, что все эти выставки проходят с невыносимой монотонностью, повторяя друг друга. Ты никогда не увидишь участника выставки, демонстрирующего свой прогресс, показывающего то, что было бы лучше сделанного прежде.

Мой случай иной, я бы сказал, исключительный. Если мысленно вернуться ко всем моим выставкам, начиная с 1918 года и кончая сегодняшним днем, можно увидеть постоянный прогресс, планомерное и упорное движение к высотам мастерства, достигнутым изрядным количеством художников прошлого. Естественно, чтобы суметь разглядеть это и иметь возможность об этом говорить, нужно обладать не только моим исключительным пониманием того, что касается подлинной живописи, но и моей силой духа, моей смелостью, моим стремлением к истине. В общем, нужно представлять собой полную противоположность таким господам, как Лионелло Вентури, Карло Раджанти и Марко Вальзекки, назову только наших троих, но, к сожалению, таких Вентури, Раджанти, Вальзекки в мире целые легионы.

Когда пристально вглядываешься в то зрелище, что представляет собой нынешнее общество как Италии, так и всего земного шара, остается только изумляться огромному количеству плохих вещей, бесполезным или же искажающим истину разговорам, огромной дозе конформизма, безразличия и главным образом тупости, проявляемой публикой всех стран. Только вчера я следил по телевизору за третьим, заключительным вечером Фестиваля песни в Сан-Ремо; я наблюдал за публикой и видел равнодушные лица, только пытающиеся казаться удовлетворенными, радостными и довольными. Мужчины были в smoking, а дамы в вечерних платьях; было очевидно, что все эти люди ни во что не ставят ни песни, ни музыку, ни искусство в целом, да и мало или вовсе ничего, в этом не понимают. То, что их привлекло сюда, заставило собраться вместе, так это желание выйти в свет и потребность выставить напоказ наряды, драгоценности, посмотреть друг на друга, посплетничать и позлословить, показать себя, свою молодость, богатство и благополучие. Они приехали сюда из разных городов Италии, но большая часть, скорее всего, из Милана, и для них было все равно, что слушать: Lied Шуберта в исполнении Тальявини или Тебальди или же монотонный, вгоняющий в сон припев, который исполняется либо шепотом, либо выкрикивается голосом заключенного… Наблюдая за трансляцией, я думал о том, что Фестиваль песни напоминает феномен абстрактной живописи. Абстрактную живопись, возникшую более полувека назад, современные критики поддерживают и представляют, кто из неведения, кто по недобросовестности, как типичное выражение тревог и волнений нашей эпохи. Видимо, предполагается, что и эти песни, в которых каждое слово не поется, а выкрикивается и повторяется в подобном тоне бесконечное количество раз, выражают тревоги и волнения нашего времени, хотя и в этом случае мы имеем дело с феноменом, существовавшим уже полвека, если не больше, тому назад. Помню, в Париже перед началом Первой мировой войны шумный успех имел певец по имени Фрексон, певший, точнее выкрикивавший, песни под аккомпанемент фортепиано. Он аккомпанировал себе сам, а прием его заключался в том, что он всегда сидел за фортепиано лицом к публике и, как гипнотизер или сам пребывающий в состоянии галлюцинации, обращался то к одному, то к другому зрителю, в основном первого ряда, и своим взглядом приводил их в неистовство. Повторяя, как слабоумный, одни и те же слова, он выкрикивал свою песню и заканчивал ее свирепым собачьим воем. Как только последний вой стихал, раздавались бурные аплодисменты, публика, казалось, приходила в иступленный восторг, но я думаю, что бурными аплодисментами она выражала не что иное, как удовлетворение по поводу окончания пытки. Так, в конце концов, все происходит и на Фестивале песни, и на концертах симфонической музыки, тем более, если симфония оказывается слишком длинной.

Естественно, как с абстрактной живописью и всей модернистской живописью в целом, так и с Фестивалем песни и всей современной додекофанической музыкой мы очень далеки от моральной атмосферы Афин времен Перикла, Рима Юлия II или Франции Людовика XIV.

О духовной атмосфере нашего времени мы можем судить, наблюдая постыдный спектакль, предложенный Америкой, страной, считающейся по преимуществу либеральной и демократической. Я имею в виду действия американской юстиции относительно Карела Кессмана, который в течение десяти лет ждал, что его со дня на день отправят в газовую камеру [84]. Это напомнило мне другой страшный случай, происшедший в той же Америке тридцать два года тому назад: случай с двумя итальянцами Сакко и Ванцетти. Самое невероятное, что, как в случае с Кессманом, так и в случае с Сакко и Ванцетти, прямых доказательств убийства не было, а, насколько известно, во всех странах, где существует высшая мера наказания, только убийство карается смертной казнью.

Чтобы не думать об аморализме, тупости и подобного рода ошибках, я все чаще ухожу с головой в работу и укрываюсь в священном храме, где царят, взявшись за руки, две богини — Подлинная Поэзия и Подлинная Живопись.

1888–1905

Джузеппе Мария Альберто Джорджо де Кирико родился в Греции, в городе Волос, 10 июля 1888 года в итальянской семье. Отец, Эваристо, происходил из знатного сицилийского рода, работал инженером на строительстве железной дороги в Фессалии. Мать, Джема Черветто, имела генуэзские корни. В 1891 году умирает старшая сестра Аделаида. В августе в Афинах рождается брат Андреа (который в 1914 году возьмет себе имя Альберто Савинио). В 1896 году семья де Кирико возвращается в Волос, где живет до 1899 года и где Джорджо начинает брать первые уроки рисования. Затем семья вновь переезжает в Афины, там Джорджо учится в Политехнической академии с 1903 по 1906 год. В мае 1905-го в возрасте 62 лет умирает отец, который болел на протяжении нескольких лет.

1906–1909

В сентябре 1906 года мать с двумя детьми решает оставить Грецию. После непродолжительных остановок в Венеции и Милане семья переезжает в Мюнхен, где Джорджо проходит обучение в Академии художеств, а Андреа учится музыке. Де Кирико посвящает себя изучению живописи Арнольда Бёклина и Макса Клингера, с огромным интересом читает Ницше, Шопенгауэра и Вейнингера. В июне 1909 года возвращается к матери и брату в Милан. В этот период де Кирико пишет картины под влиянием Бёклина. После смерти отца Джорджо страдает сильными кишечными расстройствами.

1910–1915

В марте 1910 года семья переезжает во Флоренцию, где живет у родственников (сестры и брата отца). Позже де Кирико напишет в своих «Воспоминаниях…»: «Во Флоренции здоровье мое ухудшилось; я создал несколько небольших картин; период увлечения Бёклиным закончился, и я начал писать сюжеты, в которых пытался передать то сильное и таинственное чувство, которое я открыл в книгах Ницше: меланхолию прекрасных осенних послеполуденных дней итальянских городов». Таким образом, рождается его первая метафизическая картина, «Загадка осеннего полдня», навеянная видами площади Санта-Кроче. Вслед за ней появляется картина «Загадка оракула», и затем, всё в том же 1910 году во Флоренции, «Загадка часа» и известный «Автопортрет художника» с эпиграфом из Ницше «Et quid amabo nisi quod aenigma est?» («Что и любить, как не то, что есть тайна?»). 14 июля 1911 года он приезжает в Париж, где пишет серию «Площади Италии». В 1912 году де Кирико впервые участвует в Осеннем салоне. В марте 1913-го представляет свои работы на Салоне Независимых. Художника замечают Пикассо и Аполлинер, последний, восхищаясь его работами, рецензирует в L’Intransigeant выставку, организованную в октябре самим художником в собственной мастерской. Поэт пишет о де Кирико: «самый поразительный художник молодого поколения», и в январе 1914 года они начинают сотрудничество, о чем свидетельствуют письма художника тех лет. В конце января де Кирико представляет Аполлинеру Савинио, вместе они посещают «Парижские суаре». Художник знакомится со своим первым дилером Полем Гийомом. В парижском мире он встречает Арденго Соффичи, Константина Бранкузи, Макса Жакоба и Андре Дерена. Пишет знаменитый «Портрет Гийома Аполлинера»; в следующем году поэт посвятит де Кирико поэму «Сухопутный океан». Начинает работу над циклом работ с изображениями манекенов.