Джорджо Кирико - Воспоминания о моей жизни

Голубая (орденская) лента ( фр. ). Здесь: горделиво.

Бесплатно ( ит. ).

Разрешено ( лат. ).

По причине болезни желудка Густаво де Кирико позволено употреблять мясо по пятницам ( лат. ).

Здесь: таков мой удел ( лат. ).

Воочию ( фр. ).

Пер. Е. Агаповой. Перевод осуществлен специально для настоящего издания.

Здесь: чьи книги лежат у изголовья ( фр. ).

Вечер ( фр. ).

Серый сад ( фр. ).

Листья — лишь пепел и ржа. / В небе пустом без птиц / уже взошла луна, уже вздорные / Голоса лягушек тревожат тростник.

Серый сад, затянутый паутиной, / Эти мертвые деревья, эти состарившиеся птицы, / Эти обрушившиеся стены, эти поблекшие крылья / И пустота этого мрачного места, / Прах, о дни: покорная жертва! / Что за полное небытие дремлет в этом приюте! / Грусть так нежна, удовольствие так изыскано! / Мы вернемся в этот серый сад.

Шутка ( ит. ).

Несчастен человек, но счастлив художник, желающий достичь совершенства ( фр. ).

На самом деле Элизабет Фёрстер-Ницше сыграла зловещую роль в судьбе философского наследия Ницше. В ее руках после смерти философа оказался его архив, который она «адаптировала», исказив сам дух ницшеанства. Не брезговала Фёрстер и откровенными подлогами, переадресовывая, в частности, себе письма к «любимой матери». Де Кирико не мог знать об этом, поскольку книга Карла Шлехты, где был поднят вопрос о фальсификациях, вышла только в 1956 году.

Из фессалийского города Волоса, согласно мифу, отправились в поход за золотым руном аргонавты.

Такого рода фотографии Бориса III в свое время часто можно было увидеть в газетах. Будучи еще царевичем, он увлекался железнодорожной техникой и даже сдал экзамен на машиниста локомотива.

Уже на первой странице «Новой жизни» Данте появляется Беатриче. Смерть ее подруги, поскольку прекрасная дама для Данте — образ умозрительный, поэт оплакивает как смерть своей возлюбленной.

Маркиз дель Грилло — реальное историческое лицо. Жил в ХIХ веке в Риме, где пользовался известностью благодаря своему сарказму и привычке зло разыгрывать сограждан. Возможно, истории, связанные с маркизом, не более чем легенды, однако поныне в Риме, на площади, носящей его имя, расположенной неподалеку от Форума Траяна, возвышается средневековая башня, служившая дель Грилло фамильной резиденцией.

Жан Ришпен (1849–1926) — французский поэт, драматург, романист. Его поэзия во французской литературе сыграла ту же роль, что проза Эмиля Золя.

Изабелла Фар (настоящая фамилия Pakzwer ) — жена де Кирико, искусствовед, мнение которой, вопреки свойственному ему критицизму, художник ценил очень высоко. В романе «Приключения месье Дудрона» ее псевдоним (Фар) де Кирико толкует как производное от phare (маяк) и far (далекий), намекая на то, что в лице жены он обрел свою музу. (См. комментарии Ж. де Санна к: Giorgio de Chirico, Isabella Far . Commedia dell’arte moderna. Milano. 2002. P. 259.)

Это афинское учебное заведение, которое будущий художник посещал с 1903 по 1906 год (в год поступления ему едва минуло двенадцать лет), именуемое им академией, представляло собой скорее школу или колледж. В переводе, вслед за автором воспоминаний, мы называем его Политехнической академией.

Итальянский термин vita silente (безмолвная жизнь) является, скорее, не изобретением Изабеллы Фар, а модификацией немецкого Stilleben или английского still life (тихая жизнь).

Пентеликийский мрамор — мрамор, добываемый на отрогах горы Парнет, находящейся на северо-востоке от Афин. В античные времена это место именовалось Пентеликоном, отсюда поставляли строительный материал для афинских сооружений.

Брат художника, музыкант и литератор Андреа де Кирико, прибывший в Париж чуть раньше, успешно выступит с концертом, в котором исполнит свои собственные сочинения, и возьмет себе псевдоним Альберто Савинио.

Эта история с Цезарем времен Галльских войн упоминается де Кирико в его романе «Гебдомерос», в сюжетную канву которого автор включил ряд эпизодов, носящих автобиографический характер. (См.: Джорджо де Кирико . Гебдомерос. СПб.: Азбука-классика, 2004.)

Пьер Лапрад (1875–1931) — салонный мастер, известный главным образом как создатель галантных сцен.

Уже первые работы де Кирико, представленные парижскому зрителю на Осеннем салоне 1912 года, содержали в себе как смысловые, так и визуально-пластические элементы программы метафизической живописи. «Автопортрет» (1911; частное собрание), изображающий художника в профиль, опирающимся щекой на руку, повторяющим жест Фридриха Ницше. Копируя позу своего кумира с одного из его наиболее известных портретов, выражающую состояние глубокой задумчивости, де Кирико дает понять, что пессимистическая тональность образа и сама тема меланхолии инспирированы трудами любимого философа. Надпись, помещенная на изображенной в картине деревянной раме «Et quid amabo nisi quod aenigma est?» («Что и любить, как не то, что есть тайна?»), представляет собой основное положение идейной платформы мастера, которая в более позднем «Автопортрете» (1920; Мюнхен, Национальная галерея современного искусства) трансформируется в девиз «Et quid amabo nisi quod rerum metaphysica est?» («Что и любить, как не то, что есть метафизика вещей?»), из чего следует, что представление о тайне как о вещи метафизической имеет для де Кирико статус логического императива. Две другие работы: «Тайна осеннего полдня» (1910; местонахождение неизвестно) и «Загадка оракула» (1910; частное собрание) уже в своих названиях содержали ключевое для теории метафизической живописи понятие — aenigma . «Тайна осеннего полдня» представляла собой пейзаж, прообразом которого послужила площадь Санта-Кроче во Флоренции. Воображение художника преобразило ее архитектурный облик: псевдоренессансный фасад собора приобрел лапидарный классический портик, а статуя Данте, типичный образец эклектики, представляет собой подобие тронутого временем антика. В основу сюжета картины «Загадка оракула» положена история Одиссея, которому предсказано было двадцатилетнее странствие и возвращение на родину в нищете и одиночестве. Центральный образ полотна — зависшая на краю мощенной каменными плитами площадки фигура, словно окаменевшая в молчаливом созерцании открывающейся внизу панорамы города. Как убедительно показывает М.Ф. дель Арко, своим силуэтом фигура в точности повторяет персонажа полотна А. Бёклина «Одиссей и Калипсо» (См.: L’opera completa di Giorgio de Chirico 1908–1924 / Presentazione e apparati critici e filologici di M.F. dell’Arco. Milano. 1984. P. 81). Однако этим сходство ограничивается. Работу немецкого мастера отличает буквальное следование литературной основе: персонажи без труда поддаются идентификации, узнаваем и служащий фоном мифологический пейзаж, вполне соответствующий своему воображаемому идеалу. Картина же де Кирико у любителя исторической достоверности (даже если принять во внимание, что достоверность эта относительна, поскольку регламентирована нормами традиционного классического воображения) способна вызвать недоумение. Глухая кирпичная стена, занимающая всю центральную часть полотна, явно «выпадает» из временного мифологического слоя, равно как не соответствуют ему и модернизированные металлические карнизы изображенных в картине занавесей. Преображенный архитектурный ансамбль площади Санта-Кроче и перефразированный античный миф — первые попытки де Кирико представить знакомые классические мотивы в новом, необычном свете.